Ночные кошмары маленькой дочери — мистическая история.
— Да, комарик, если тебе опять приснится страшный сон, ты сможешь позвать меня — Шон поставил радионяню на ночной столик дочери — Вторая такая штука, стоит в моей комнате, через нее я буду слышать тебя. Мы купили их, когда ты была совсем крохой.
Теперь тебе не придется бежать ко мне в комнату: только позови — я тут — же примчусь, и тогда пусть берегутся монстры, посмевшие напугать мою малышку! — он ободряюще хохотнул, демонстрируя бицепсы.
Люси нахмурилась еще сильнее:
— Но пап! Они тебя не боятся. Тетя без лица сказала, что сегодня заберет меня к маме… — ее тоненький, звонкий голосок, за который она и получила прозвище «комарик», колотил в мозг кузнечным молотом.
Шон давно понял, что Люси видит не просто ночные кошмары. К ней приходят вполне реальные… впрочем, Шон не мог объяснить, что приходит к его четырехлетней дочери. Он замечал глубокие царапины на паркете, словно кто-то намеренно драл по полу садовыми граблями.
Замечал и то, что в доме непривычно сумрачно — даже в солнечный день, с распахнутыми настеж окнами. Странные шорохи и поскрипывания, ощущение чего-то… чуждого. Он однажды, своими глазами увидел эту «гостью», зайдя среди ночи в детскую.
Уродливое, худое, с неестественно вывернутой шеей и плечевыми суставами. Жуткое подобие человека висело на потолке, а заметив Шона, протиснулось в вентиляцию, разворотив металлическую решётку, прикрывавшую отдушину…
Ночные кошмары маленькой дочери
Седых прядей у Шона, после того случая, стало вдвое больше.
Священник, приглашенный утром чтобы очистить дом ото зла, провел необходимые обряды, и заверил что такое больше не повторится. А Шон, перестраховавшись, купил дробовик…
Бледный как мел, он осторожно опустился на краешек кровати, изо всех сил стараясь не показывать свой ужас, рвущийся наружу диким зверем:
— Люси, — срывающимся от страха и отчаяния голосом, тихо произнес он, — Доченька… Я никому тебя не отдам…
— Я знаю, папа — сквозь пелену слёз солгала Люси, — Останься, пожалуйста, со мной пока я не усну!
— Конечно, солнышко!…
Спустя три часа, наблюдая как смысл его жизни тихонько посапывает, зарывшись в подушки, Шон думал. Лихорадочно перебирая возможности, просчитывая варианты. Ему казалось, что он начал понимать, почему ночные кошмары маленькой дочери являются к Люси.
Все началось после того рокового случая, когда он потерял свою единственную любовь, и едва не лишился дочери. Это произошло ровно два года назад, когда они поехали к родственникам в Калифорнию. Их поезд потерпел крушение. Из трёхсот пассажиров, выжило лишь пятнадцать.
Люси повезло: от удара ее выбросило из вагона. Вагон сгорел до тла. И Элисон — жена Шона- осталась в нем. Ему так и не показали тело. Эксперты идентифицировали ее по стоматологической карте и оплавленным украшениям.
Люси получила тяжелые травмы, пережила две клинические смерти, с десяток сложных операций, пролежала в коме около двух недель, но, вопреки неутешительным прогнозам врачей, выжила.
Шон тогда не поехал: в их отсутствие, он планировал серьезную перепланировку дома. Узнав о случившемся, едва не сошел с ума от горя. Долгое время не мог прийти в себя, заливая боль опасными для жизни дозами алкоголя.
К моменту, когда Люси вышла из комы, его уже дважды вытаскивали из петли. Только осознание того, что если его не станет, то Люси останется одна, не дало ему совершить задуманное.
И тогда Шон поклялся жить ради нее, любить больше жизни, и любой ценой оберегать от того колоссального количества зла, коим переполнен окружающий мир. Последнее ему удавалось с огромным трудом. Ведь он даже понятия не имел о природе тех явлений, с коими ему пришлось столкнуться.
Шон был скептиком. А теперь его жизнь поделилась на «до» и «после». Он стал другим. Он поверил. Нет, не начал ходить в церковь, истово молиться каждые десять минут, соблюдать все каноны… Просто теперь он точно знал, что смерть — не конец. В душе зародилась уверенность: если есть высшее зло, ему должна быть и сила противодействующая. Он верил: эта сила не даст свершиться злу.
Из задумчивости, граничащей с полудремой, его вырвал треск, донесшийся из динамика радионяни. Опять ночные кошмары маленькой дочери? Шон встрепенулся и вскочил: сквозь помехи, словно откуда-то из далека, пробивался голос Элисон.
«Шон!- звала она: — Шон!» её голос искажался, прерывался, но он не мог спутать его ни с одним, другим — «Она идёт, Шон!»
Словно загипнотизированный, он неотрывно смотрел на белую сеточку, прикрывающую динамик. Индицирующие шум светодиоды, показывали слабый сигнал. Связь между радионянями была односторонней — Шон перепутал их, установив передатчик в своей комнате, вместо комнаты Люси.
Сглотнув комок, подступивший к горлу, тихо, стараясь не разбудить Люси, достал из под ее кровати, спрятанный там еще днем, дробовик. Вес оружия сразу придал ощущение защищенности, палец удобно лег на прохладный металл спускового крючка.
Аккуратно прикрыв за собой дверь, он помчался по длинному, темному коридору, к своей комнате. Дверь была приоткрыта. Держа ружье наперевес, заглянул внутрь: в слабом освещении падающего с улицы света садовых фонарей, без труда можно было различить кровать, столик у изголовья, шкаф…
Но комната была пуста. Радионяня покоилась на столике. Выключенная. Осторожно подойдя ближе, Шон заглянул под кровать, уже смелее — в шкаф. Пошарил стволом за шторами…
Убедившись, что в комнате никто не прячется, схватил радионяню, и неверным шагом направился в спальню Люси. Оставив дробовик в коридоре, бесшумно вошел и поменял приемник с передатчиком местами.
Голос покойной жены стоял в ушах. Хотелось выпить. Включив передатчик, он направился на кухню и достал из тайника припасенную «на черный день», наполовину пустую, бутылку «Чивас». Не отрывая взгляд от приемника радионяни, Шон задумчиво потягивал виски.
На часах был третий час ночи, когда он вновь заглянул в комнату к дочери: Люси спала, отвернувшись к стене. Он закрыл дверь, постоял с минуту, борясь с головокружением, и побрел в свою спальню.
Люси лежала, обливаясь холодным потом. Она не спала, когда отец заходил к ней. Женщина, одетая в потрепанную ночную рубашку, сидела подле ее кровати так, чтоб ее не было видно из дверного проёма. Одна ее рука — сухая и обжигающе холодная — зажимала девочке рот, длинный, с четырьмя фалангами, указательный палец второй руки, был прижат к тому месту, где у людей находится рот, в жесте означающем: «молчи».
И Люси молчала. До самого последнего момента…
Шон, сквозь сон, услышал сдавленный вскрик дочери. Внутри все оборвалось. Выбегая из комнаты, он едва не выломал дверь. В три прыжка преодолев коридор, схватил дробовик, и распахнул дверь в комнату Люси. В глазах потемнело, ружье стукнуло по паркету, выскользнув из ослабевших пальцев. Люси, с неестественно выкрученной шеей лежала возле кроватки. Невидящий взгляд остекленевших глаз уперся в пустоту. Рот был распахнут в беззвучном крике.
— Нет… — Шон не мог поверить в происходящее. Они не могут так с ним поступить: — Нет, нет, нет, нет!- опустившись на колени у трупика, шептал он, словно это было заклинание, способное вернуть дочь к жизни. Краем глаза успел заметить движение за окном.
Сквозь пелену слез, застлавших глаза, сумел разглядеть бледный овал лица, без намека на глаза, нос, рот. Лицо было обрамлено ореолом черных, растрепанных волос. Существо, прижав ладони к стеклу, словно бы заглядывало внутрь. Рука Шона метнулась к дробовику, оглушительно громыхнул выстрел, жалобно звякнуло оконное стекло, разлетевшись мириадами крошечных осколков.
Комната наполнилась сизым дымом, выедающим глаза. Он встал и подошёл к подоконнику. За окном никого не было.
Внезапно замер от непонятного стука за спиной: на паркет что-то падало. Маленькое, твердое и тяжелое. Пересилив страх, он неторопливо перезарядил ружье, и медленно обернулся, зная, что оно — там. Тварь стояла в шаге от него.
Шон, с отчаянным злорадством отметил, что не промахнулся: кожа на «лице» существа, была изречешена картечью. Однако, крови не было, а дробинки вываливались из стремительно затягивающихся дырочек, стукая по доскам пола.
— Не нравится?- процедил Шон, вновь разрядив в лицо твари оба ствола одновременно. Голова с отвратительным хрустом разлетелась, но тело продолжало стоять, покачиваясь из стороны в сторону. Ну конечно его не убить, оно- уже мертво.
Но ничего — пусть у него забрали жену и дочь. И их не вернеш. Но он все равно будет с ними. Вновь зарядив оружие, Шон бросил полный боли и отчаяния взгляд на распростертое тело Люси, и приложил еще горячий после выстрела ствол к подбородку:
— Прости, комарик, я иду к тебе…
Безликая осмотрелась: у нее не было глаз, но видела она намного больше других. Остывающие тела лежали у ее ног, и словно пытались дотянуться друг к другу. Мужчина сжимал в руке дымящееся ружье. Кровь капала с потолка, растекалась по лакированным доскам пола. Родители всегда защищают потомство — такова природа.
Почему палач не показывает лицо жертве? Им не объяснить, что от смерти не уйдешь. Дитя уже было мертво — оно не принадлежало миру живых. Еще тогда, когда поезд перевернулся, девочка перешла во власть смерти. Ее мать умоляла, просила, падала на колени. Безликой стало жаль ее, и она подарила девочке еще два года жизни, хоть и понимала, что это лишь небольшая отсрочка, и ей придется вновь навестить девочку, а мертвые, желающие вновь жить, будут постоянно бродить за ней следом, силясь завладеть ее телом.
Сегодня время истекло. Пришла пора двигаться дальше. И для девочки, и для ее отца, умершего еще в тот день, когда впервые одел петлю на шею, убегая от той боли, которую принесла потеря близких.
«Когда-то они поймут»- думала Безликая, с печалью взирая на зарождающийся, на востоке, серый рассвет. Медленно таяли неясные тени, водившие горестный хоровод у мертвых тел, растворялась в воздухе и Безликая, возвращаясь в сумрак, где сможет побыть в покое.
Из динамика радионяни, стоящей в дальней комнате, слышался счастливый детский смех, приглушенный помехами и треском.
Ночные кошмары маленькой дочери
