Пенициллин – военная история. Наконец закончилась учеба и началась клиническая практика. Одним из моих первых пациентов был старенький, но еще бодрый дедуля. Звали его Василием Степановичем. Лежал он с пневмонией.
Не секрет, что самые вредные требовательные больные – это медики. Вот мне и повезло – этот старичок всю жизнь проработал в местной больнице фельдшером.
Но больных сейчас, кроме него, не было, медсестра отпросилась копать картошку, поэтому я остался сам в терапии и вынужден был слушать жалобы старика на нынешнюю медицину и бестолковость современных врачей.
Пенициллин – военная история
– То было в сорок пятом. Был я тогда совсем еще сопляком, как вот ты сейчас. Да и не здешний я, с Полтавщины. Ни семьи, ни друзей, да еще и местный люд косо смотрит. А времена были тяжелые. Голодно, – бывало, когда за день во рту и маковой росинки не было.
По лесам партизаны – а вызов есть вызов. Едешь на то село и не знаешь, вернешься ли. А лекарств у нас почти не было. У военных, у тех было все.
Однажды, уже поздно вечером, когда я был на дежурстве, во дворе больницы остановился виллис. Выскакивает оттуда военный – майор медслужбы. Просится переночевать. Понятное дело, ночью же ему ехать – верная смерть, встретят ребята из леса.
Мне ж разве жалко? Кровати есть. Да и спокойнее – он же доктор, потому что с меня толку тогда было как вот с тебя сейчас. Хороший человек был тот майор, еще и оказался моим земляком.
Больных осмотрел, мои назначения пересмотрел. Даже похвалил – порядок у тебя и лечишь правильно. Затем он достал флягу со спиртом, банку тушенки, хлеба, еще и конфеток горсть насыпал – девку свою, говорит, угостишь. Не плохо тогда дежурилось.
Разговорились за рюмкой, знакомых общих нашли – оказалось, что мы в одном медучилище учились. Сигаретами угостил каким-то странными – то ли немецкие, или американские – с верблюдом на коробке.
И тут он и говорит:
– Ты слышал о новейших американских лекарствах – пенициллин называются?
А где я мог слышать? Не знали мы еще тогда антибиотиков. Но киваю – не хотелось же признавать себя невеждой.
А он и дальше продолжает – пенициллин убивает любую инфекцию. Это просто чудо какое-то. Один-два укола излечивают пневмонию. Даже туберкулез берет. А уж про те срамные болезни и говорить не стоит. Один укол, и как и не было ничего. Почти как панацея. Этому англичанину Флемингу, который такие лекарства придумал, люди должны памятник золотой поставить при жизни.
Так-то оно так, и что, говорю, с того, как оно где-то есть. Лекарства же американские, все равно не достанешь. И майор лишь засмеялся, – за деньги говорит, все купишь. И достает из кармана несколько ампул. Это, говорит, тебе дарю земляк. А надо будет еще – приезжай ко мне. Но извиняй, то уже будет за деньги, потому что у меня не фабрика, сам покупаю у спекулянтов.
А я тогда с Галей своей познакомился. Уже и к свадьбе шло, а я голодранец голодранцем. Всего имущества – что на мне – галифе и шинель. Ну думаю, поймал Бога за бороду. Заработаю копеечку на свадьбу, утру нос будущему тестю. Потому что очень уж он был с характером.
Уколол я первый укол одному знакомому лейтенанту. Хороший парень. Еще и стихи писал хорошие, и все женщине посвящал.
Мы же мужчины все понимаем – какой бы любви не было, нет таких железных людей, чтобы вот несколько лет без женского тепла могли обойтись. А он женат и домой уже пора ехать. И зачем ту беду к жене везти? Ждала, сердешная его столько, все глаза выплакала. Да и у них, военных, за такие болезни чуть ли не трибунал грозил.
Действительно чудодейственные лекарства были – вдруг хлоп выздоровел. Рассчитался щедро. Конечно, откуда же у него деньги, он же не спекулянт, а фронтовик.
Получил я кусок кожи на сапоги и красивую шаль, видимо немецкую, для своей Гали. Еще и хороший магарыч он выставил, когда уезжал домой. И вероятно, шепнул кому-то из своих друзей про меня.
Остальные уколы разошлись за несколько дней. То же войско из Германии возвращались, станция забита была, эшелон за эшелоном шел. Начал я немного оперяться, и денежки появились, да и оделся прилично – костюм у спекулянтов купил.
И Галин отец уже как будто не такой строгий ко мне стал. У этого майора, я бывал чуть ли не каждую неделю. И как говорил тот старый еврей – «так всегда не будет». Кончилось это в один момент.
Подхожу к госпитальным ворот, вдруг вижу – ведут КГБ-шники моего майора. Тот без погон, без портупеи, лицо разбито. Я все сразу понял. А через несколько дней – трибунал и расстреляли его.
Потом узнал случайно – не за пенициллин. Поставлял он пенициллин и лекарства врагам. Царство ему Небесное, хороший человек был.
Прервалось мне с тем пенициллином. А воины все идут и идут.
И как на ту напасть, приходит ко мне сам капитан Кравченко. Энкавэдешник, злой как собака. Немало людей замучил, урод. У нас его все боялись. Подхватил он ту постыдную болячку.
– Коли, – кричит.
– Нет больше тех уколов, – отвечаю, а он за пистолет.
– Пристрелю – кричит.
И не шутит, вижу. За жизнь свою испугался. И тут меня озарило. Давай я по карманам искать. Подождите, говорю, есть еще один пенициллин, за подкладку закатился. Спускайте штаны, товарищ капитан. Вколол я ему укол в ягодицу так, что он аж заскулил.
– Забористый этот пенициллин, не обманули ребята, – говорит.
– Такой пенициллин и есть, тут уже ничего не сделаю… Пустую ампулу втихаря обратно в карман сунул – а вдруг он где-то узнает, что-то такое вода дистиллированная. Вот так я выкрутился…
– Так вы ему водичку вкололи? – спросил я.
– Эх, ты, профессор. И чему вас сейчас учат? Он бы меня разоблачил, – ответил старичок. Пенициллин – болезненный укол. Я вколол ему пузырь, воздух.
– Но оно все равно должно было разоблачиться, ведь от этого лучше не станет?
– Да, сын. Переживал я тогда – за ночь поседел как лунь. Как не кинь – не жилец я. Уже думал в лес бежать, к партизанам, а кто бы мне там поверил.
И Господь помог – казак не без счастья. На второй день убили моего пациента. Говорят, давно на него наши ребята охотились.
– Ой, как болит! И ты же мне воздух уколол!
– Да Бог с вами, Степанович, это только пенициллин…
