Мистическая история из жизни – сила материнского проклятия.
Первый парень на деревне
У моего отца был старший брат Федор. Жили они в небольшой сибирской деревне в Тюменской области. Отец мой, младший ребенок в семье, родился в 1927 году. Брат был старше его на девять лет. Кроме них, в семье еще были две дочки.
Жили не богато, но и не бедно, Дети подрастали, учились, работали в колхозе, председателем которого долгие годы был мой дед Алексей Егорович. Бабушка Прасковья Корнеевна занималась домашним хозяйством.
Федор был умным, веселым, статным – первым парнем в деревне. Именно ему доверили сделать на колхозном поле первую борозду на первом же в колхозе тракторе. Девушки на Федора заглядывались, гуляя по вечерам вокруг его дома, пели душевные песни.
Так получилось, что женился он совсем рано, едва ему исполнилось восемнадцать лет. Взял в жены девушку из соседней деревни. Вскоре у них родилась дочка Маша. К сожалению, она отставала от сверстниц в развитии. Счастье в этой семье так и не поселилось. Наверно, поторопился с женитьбой парень…
Любовный треугольник
Шли годы. Приехала в село молодая учительница Антонина: партия направила ее в эту богом забытую сибирскую деревню. Федор к тому времени вступил в партию, очень гордился этим, ударно работал в колхозе, осваивая новую технику. Встретились они на партийном собрании, познакомились и полюбили друг друга.
Стали тайно встречаться, но разве в небольшой деревне что-нибудь утаишь от людей? Узнали и мать Федора, и молодая жена. Последняя собрала вещи и уехала к родителям, забрав маленькую дочь. А Федор перетерпел осуждение со стороны знакомых и партийные взыскания и все-таки стал сожительствовать с Антониной.
Со временем все простили Федора, кроме его матери. Прасковья Корнеевна видеть не могла новую невестку и из-за нее даже перестала общаться с сыном. Внучку Машу, она очень жалела, ведь та была инвалидом. Прасковья Корнеевна часто брала ее к себе пожить.
Сила материнского проклятия
Чтоб ты сгинул!
А у Федора и Антонины родились двое сыновей. Перед Великой Отечественной войной партия предложила ему вступить в ряды Красной армии, пройти обучение на младшего командира. Федор согласился. Он уехал к месту службы без семьи – надеялся побыстрее обустроиться и забрать жену с детьми к себе. Но тут грянула война.
Федор успел лишь на несколько часов заехать к родным – попрощаться с женой и сыновьями, зашел и в родной дом. Алексей Егорович, сам участник финской войны, обнял сына, сказал напутственные слова. Сестры и мой тогда еще юный отец повисли на его плечах, плакали. Только мать Прасковья Корнеевна сухо бросила ему:
– Чтобы глаза мои больше тебя не видели! Чтоб ты сгинул.
Видно, не смогла простить она сына из-за внучки, да и новая обида добавилась: почему, вопреки сибирским обычаям, первым делом проститься забежал в дом Антонины, а только потом – к родителям?
Сгоревшая изба
Страшна сила материнского проклятия. Уже в ноябре 1941 года пришло известие, что пропал Федор без вести. По тем временам это означало практически верную смерть. Но, ни места гибели, ни захоронения не было известно. Просто сгинул мужик.
После войны заехал фронтовой друг Федора и описал, как предположительно он погиб. На штабную избу ночью напал фашистский десант. Все офицеры были убиты, а изба сгорела дотла. Никого из погибших не опознали, да и не до этого было. Родные Федора так распереживались, что даже забыли расспросить его друга, где именно это произошло.
Так и не увидели больше глаза моей бабушки своего красавца-сына. Утешением и гордостью для нее остался мой отец. Он тоже со временем стал офицером Красной армии.
Один шаг
Прасковья Корнеевна прожила восемьдесят лет. Последние десять из них была парализована: не могла толком говорить и двигаться. О чем думала она, оставшись наедине с собой, со своими мыслями? Наверняка она переживала вновь и вновь тот момент, когда прокляла сына в порыве обиды и ревности к невестке, с которой, кстати, до конца жизни так и не примирилась.
Антонина с сыновьями после извещения о гибели Федора уехала в Кемерово – к своим родным.
Никто в нашей семье не забыл эту историю о страшном материнском проклятии. Бабушку, конечно, простили, она ведь столько выстрадала потом в своей жизни.
А место гибели старшего брата Федора долго искал мой отец – через архивы и другие учреждения. После его ухода из жизни я продолжила эту работу. И вот недавно у меня появилось вполне обоснованное предположение, где погиб мой дядя-политрук. До того, чтобы догадка превратится в уверенность, остался один шаг.
Мистическая история из жизни – сила материнского проклятия.
