— Я завтра умру, мама…
— Что ты, сынок! Ты будешь жить, сынок. Я верю в это. И папа верит.
— «Перья» на луке больше не растут. А ты говорила, что я буду жить, если только они будут расти…
— Милый мой, дорогой, они так дружно тянутся вверх, что теперь не очень и заметен их рост, но, поверь, они поднимаются. И твое здоровьице будет подниматься и укрепляться… Ты будешь жить, сынок!
— Нет, мама, я умру. Я плохо себя чувствую.
— От чего, сынок? Как именно?
— В больнице соседи по палате рассказывали, что когда очень больной человек, вдруг, чувствует облегчение, — то перед смертью. Я завтра умру, мама…
Ты будешь жить, сынок!
— То они пересказывали мнения пожилых людей, молодых это не касается. А плохо себя почувствовал из-за того, что думаешь о плохом. Отныне с тобой будет только хорошее. Ты — дома. А дома, говорят, и родные стены помогают…
— Мама, вы только не кладите меня в черный гроб. Не люблю черного.
— Смотри, дорогой сыночек: я приставляю линейку к нескольким самым высоким зеленым побегам лука и — смотри-смотри! — каждых из них в течение последних суток вырос на три — пять миллиметров. Это значит, что они предвещают тебе выздоровления, окончательное выздоровление.
— Мама… Мама, а еще в больнице я слышал, что отпускают домой безнадежных и тех, у кого денег нет на лечение. У нас тоже уже нет денег… Меня отпустили.
— Мы с папой уже почти нашли деньги…
— Где нашли?.. Ведь и квартиру продали, и гараж и машину — тоже. Вырученные за них средства потраченные же…
— Ничего, сынок, главное чтобы ты был здоров, и мы были вместе, а прожить можно и в этой небольшой квартире.
— Мамочка, а что вы будете делать с моими игрушками? Будете играть?
— Будешь играть ними только ты, а мы… А мы… Мы…
— Мама… Из твоих глаз текут слезы. Я давно их не видел. Тебе меня жаль?
— Да так, сынок… Я измеряла высоту перышек на луке — вот и слезы, от лука.
— Набор машинок отдадите моему другу Ване…
— Сынок, ну что ты такое говоришь? Ими будешь играться ты.
— … А теннисные ракетки с воланчиками — Оле. Она знаменитой теннисисткой хочет стать. Пусть тренируется. А то у нее бедная семья. Когда ей такое купят?!
— Вот как раз и хорошо получится: сам будешь помогать тренироваться Оле…
— А книгу подарите библиотеке. Она мне всегда нравилась. Скажите, что я чаще ее посещал бы, если бы не длительные пребывания в больнице.
Библиотекари знают, сынок. Передавали тебе приветы — я о них тебе всегда сообщала.
— Я не забыл, мама!.. Мам, а можно я возьму с собой фонарик?
— Куда, сынок?
— Ну, в гроб…
— Что мы с папой для тебя жалели? Но тебе не нужно ничего с собой брать, потому что… Ты будешь жить, сынок! Потому что перышки на луке растут.
— А что ты ночью делала у него? Меняла луковицы с большими ростками? Я не спал…
— Ой, сынок!.. Ой, родной, я только нашептывала им: «Дорогие зеленые ростки! Наш сыночек отождествляет свое выздоровление с вашим ростом. Я умоляю вас: не вяньте, тянитесь вверх, к свету, как мой сыночек — к жизни, к своему выздоровлению. А я всегда буду поливать вас… Я заметила, что это вам нравится. Уважаемые ростки, пусть все плохое, что было связано с выздоровлением сыночка забудется, забудется…»
— Мамочка, плохое ты имеешь в виду, когда мы продавали эту свою четырехкомнатную квартиру, нам дали залог фальшивыми деньгами и папы потом обвинили в их изготовлении?
— Не думай, сынок об этом. Обошлось в конце концов благополучно.
— Но ты сколько наплакалась. А папу даже арестовали…
— …Ой, забыла! Сыночек — и что же это я сразу не обратила твое внимание! — смотри: я же просила расти не только лук, но и домашние цветы в горшке. И знаешь, что они мне сообщили, то есть своим дружным ростом дали знать, — они начали наперегонки расти с побегами лука. И вот что получилось: обогнали!
— Мам, а знаешь что?
— Что, сынок?
— А еще я в больнице слышал, что к выздоровлению идет, когда человеку хочется кушать, двигаться, а еще… не тошнит. Мне так кажется, что завтра очень захочу кушать. А что будет, мама?
— Ой, Боже ж мой! Есть сейчас и, конечно, будет — все, что ты пожелаешь, мой дорогой сынок.
Ночью мать часто боялись подходить к «перьям» лука и цветам в горшке, чтобы не сбивать с толку сына, если не спит. Они молились в уголке — тихо-тихо, и слез уже не было, словно высохли от переживаний. Просили у Всевышнего одно: жизнь сыночку. Что-то он притих… спит? А может, на Том Свете уже? Ой, да что же это за мысли?! Долой подальше, окаянные!!!
Обессиленная, под утро заснула. Это же надо – под утро! А если сыночек звал? А если звал? Она себе этого никогда не простит! Никогда!
Проснулась. Луп-луп глазами. И к кроватке сыночка. А она… пустая!
Первая радость: пустая — живой!
— Мамочка, я утром открыл глаза, и так кушать захотелось! Так захотелось! Но потом, вижу, «перышки» лука растут, а за ними и цветы. Так я сначала подошел сюда, а потом хотел к тебе… Мама, а что мы будем завтракать?
Ты будешь жить, сынок!
