Виктория каждый день заглядывала в почтовый ящик. Она была уверена, что вот-вот, возможно в этот день, получит письмо.
Письмо пришло. Виктория не могла описать свои ощущения, когда вынимал его из ящика. Она сразу почувствовала, как под тяжестью конверта затряслись руки, сердце пустилось рысью, потом галопом, по вискам побежали слезы.
Это письмо было воспоминанием о проведенном лете. Она боялась даже открывать его. Сейчас люди не пишут письма друг другу, но здесь совсем другое.
Виктория — женская история о любви
Зашла в квартиру. Переоделась в халат, прошла на кухню. Осмотрела привычный беспорядок, оставленный мужем и сыном: грязные тарелки в мойке, пригорала сковородка на плите, вокруг которой следы от жира, пятна на полу и стене, а на столе чашки с остатками кофе, крошки от хлеба и печенья, открытая пачка сигарет с окурком возле пепельницы.
Виктория поскидала всю посуду в мойку, но не мыла. Закинула пачку сигарет на холодильник, вытряхнула пепельницу и вытерла тряпкой крошки со стола. Насыпала в турку две чайные ложки молотого черного кофе, налила воды и поставила турку на огонь. Покрутила минутку конверт и наконец раскрыла.
Аромат бодрости наполнил кухню. Виктория налила через ситечко черный напиток в кружку. Вдыхая аромат, присела за кухонный стол и прочитала несколько строк из письма:
«Привет, Виктория!
Не знаю, можно написать тебе? Правильно ли это? Я такой трус. Ты знаешь, что-то просто заставляет это сделать. Будто зашел на половину моста и остановился. А перейти нужно. Совесть — кто ее придумал?»
«Моя милая, дорогая Виктория, я не понимаю, что со мной происходит? Все напоминает о тебе. Какое-то сумасшествие! И грустно, и сладко одновременно. Столько воспоминаний, мыслей и снов! И все это, как в немом кино, без слов. Видимо, я еще не умею говорить такие чувства, не знаю таких слов, которые слышит мое сердце. Вижу закат, тени облаков. Красиво и все. Не знаю больше слов, чтобы описать ощущения красоты. Такие муки! Лишь воспоминания утешают, но не дольше, как чашка чая.
Я изменился. Все кругом это подмечают. Больно еще и от того, что жена из-за меня страдает. Чувствует, наверное, одиночество рядом со мной. Мои руки холодные. Мне холодно в ее объятиях. Я вижу вопрос в ее оливковых глазах и в дрожании рук, когда она касается меня. Она такая осторожная, будто боится, что я, как песок, побегу сквозь пальцы и развеюсь по ветру.
Ее губы дрожат в немом вопросе. Ей, видимо, страшно и грустно от того, что не знает таких слов, чтобы спросить меня о том. Я стал раздражительным, неуравновешенным. Самому страшно от своей агрессивности. Все выпадает из рук. Да нет — я сам хочу все крушить и бросаю все, что попадется в руки.
Я словно в наркотической зависимости от воспоминаний. Страшно впускать и не в силах отогнать. Достаточно только подумать о плохом, пустить каплю злости, как все вокруг рушится. А когда ты поселяешься в мыслях, напряжение и раздражительность сменяются спокойствием, уравновешенностью».
Виктория еще раз прочитала последнее предложение. Он будто говорит ее мыслями. Такие близкие, что исчезло чувство одиночества.
Он рядом, он здесь, перед ней, держит за руку и его ладонь теплая.
Виктория погладила подушечками пальцев каждое слово. Представила, как касается его щек, губ, глаз, волос. Глаза открыты, но воображение сильнее реальности. Представила его голос, четкий, что уже не она читает, это он сам говорит: «Так приятно предаться воспоминаниям и одновременно невыносимо, когда их нет».
Спрятала лицо в ладони: «Боже, чего я стыжусь»? Осмотрелась вокруг — сама дома. И не знает, или хочет, чтобы кто-то увидел ее такой. Она почувствовала себя лодкой, отвергнутым бурей в бескрайний океан судьбы. Лодка без паруса, океан без волн, небо без ветра. Саму себя Виктория не умела успокаивать. Все вокруг мешало. Она перевернула страницу и читала дальше:
«…Вика, я так запутался. Я дома. Я люблю жену, но и тебя тоже люблю. Не думал, что буду чувствовать такое. Пишу, будто говорю с тобой. И становится легче. Или поймешь меня, ответишь на мое письмо? И я не буду ждать ответа. Не пиши, если не хочешь. Я и сам раздумываю отправить письмо. Но хочу, чтобы ты слышала меня, слышала, что я все помню.
Твой мальчик».
Как страшно заглядывать в бездну прошлого.
Почему люди, попадая в собственную сказку, не хотят, чтобы она заканчивалась, в то время, как чужая сказка привлекает именно своим концом.
«И я тебе напишу. Пусть слышит и меня, такую какая я сейчас. Настоящая ни для кого другого, как только для него…». Виктория вздохнула и протерла глаза. Слова хаотично путались в мыслях, будто забыла родной язык, как составлять предложения. Закрыла глаза, глубоко вдохнула, выдохнула и тяжелая, заполненная мыслями, голова опустилась на руки, подложенные бессознательно. Виктория задремала.
— Мама, мама, я дома! — Виктория встрепенулась, даже испугалась. Забыла про все на свете. А у нее сын.
— Юра? — переспросила она, будто хотела уверить себя, что вернулась в реальность.
— Мама, я хочу кушать.
— Мой руки, я сейчас все приготовлю.
Готовила, а про себя думала: «Надо все забыть… спокойно, все скоро пройдет…нет, я не хочу! Я не имею права забыть его!»
Потом, минутку, не было ни одной мысли, но лишь на минутку, а дальше:
«О, Господи… — подняла глаза вверх. — Богородице Дево… Ну почему я возражаю себе?».
Она кормила сына и смотрела не на него, а на взрослого, совсем не похожего на себя Юрчика. «Возможно ли такое?» — думала она о том, что сможет воспитать сына, не похожего на родного отца. Клялась святыми, что сделает все для этого: — «Все. Только бы он стал таким же любящим и для своей второй половинки». Вот тогда бы она утешилась, что ее сказка повторяется.
— Спасибо, мам! — голос сына прозвучал над мыслями Виктории: «Стоп! Стоп, Вика! Не дури».
Юра поел, побежал играть. Виктория собрала посуду в мойку, вытерла со стола, и прилегла на диван с пультом в руках перед телевизором.
Зазвонил мобильный. Она подняла голову с подушки.
«Ой, задремала».
Посмотрела на имя и поднесла телефон к щеке.
— Света! Привет.
— Викуся, я уже не могу сдерживать гостей от стола. Хватай своего и приходите к нам!
— Кого, своего?
— Как кого? Муженька своего. А что у тебя там еще кто-то есть? — и Виктория услышала многоголосое хохотание.
— Дура ты Светка. Игорь придет поздно. И вообще…
— Ничего не хочу слышать! Приходи сама. Бегом! Все, жду!
Виктория встала напротив окна. Мрачное небо соответствовало ее настроению. Пахло дождем. Виктория опустила голову и пошла в ванную комнату. Пока набиралась вода, вытерла лицо салфеткой не сводя глаз от своего отражения. Они такие разные. Здесь Виктория, замужняя женщина, а там — просто женщина. «Мне больно, мне стыдно, мне страшно. И поэтому я плачу, а чего ты плачешь?» — спросила она глядя в глаза своему отражению.
«Я плачу от счастья. И такое со мной впервые».
Семейный механизм работает, как заведенный часы: он приходит с работы, бросает белье в ванную, набивает живот, берет в руки пульт и просит принести кофе и пепельницу. Она… А что она? Она часы, а часы нужно заводить.
Как-то Виктория со Светкой пришли к выводу, что мужчины со временем становятся либо лысые и ленивые, или противные и скучные, но все равно без них пусто. Виктории трудно представить свою жизнь без мужа. Пустота пугала ее.
Страшно представить себя одинокой, и не хочется никого видеть возле себя. И хотя уже не говорили они друг другу «сладких снов», а сказать просто «спокойной ночи», казалось лишним, даже если и была мысль о таком, то язык все равно не пошевелится такое произнести.
Он засыпает быстро, как ребенок. Она дремлет и спит часто с открытыми глазами. К его храпу привыкла давно, но все равно раздражается. Они спят не в обнимку, каждый на своем краю, а между ними лежит кто-то третий. И она знает его. Виктория засыпает, повернувшись на живот, у него под мышкой. Он так приятно пахнет…
На улице ловила взгляды прохожих. «О чем они думают?» — спрашивала она себя. Виктории казалось, что люди — бездушные восковые фигуры, бездумные марионетки. Она скучала. Казалось что всем хочется бросить на нее глазом. Она смотрела в ответ и любопытные взгляды рассеивались, словно ток, по земле.
В автобусе мужчины украдкой, по кусочкам, как мозаику, собирали из нее женщину своей мечты, а Виктории было противно видеть в их глазах страсть, далеко не чистую. Мыслями перелетела в прошлое, когда думала, что живет правильно и это давало ей силы жить дальше.
Но если быть честной с собой, то и тогда она мечтала, чтобы этот день наступил. Виктория была птичкой, которая вьет свое гнездышко, и хотела быть цветком, который расцветает под светлым солнышком. И это солнышко бескорыстно заботится о ней такой красивой, такой нежной…
У Светы поняла, что уже не сможет развлекаться так, как это делают они. Даже было сперва завидно. Они шутят, а ей не смешно. Однако, их это еще больше веселит. Много пьют и едят, пьют и едят, аж голова кругом и все равно пьют и едят. Пьют больше. Еще совсем недавно сидела с ними всеми за столом и не замечала этого. Что случилось с ее глазами. Они сами, будто намеренно, с жадностью наблюдают за каждым их движением, за каждым жестом, каждым словом.
Через мгновение Виктория уже стояла в прихожей и быстро обувала босоножки, прикрывая ладонью рот, чтобы никто не услышал рыдания, которое вырывалось с тошнотой и отвращением. Света никогда не видела подругу такой и молча смотрела то на Викторию, то на гостей. В такие моменты понимаешь, что можешь чем-то помочь, но, растерявшись, просто стоишь и смотришь грустными глазами, пытаясь понять, что происходит. Все чем смогла помочь Света, — и была довольна тем, — то это подать сумочку и открыть дверь.
Виктория выбежала на улицу. На минутку остановилась и оглянувшись вокруг. Перебежала через дорогу. Остановилась и закрыла глаза, прислушиваясь, а потом обернулась и нашла глазами окна Светиной квартиры. Никто не выглядывал.
Она закрылась от света ладонями, но быстро вспомнила, что на улице, опустила руки и осмотрелась, будто знала, что за ней кто-то подглядывает. Заложило уши. Виктория услышала, как колотит сердце, будто где-то в воде. «Здесь недалеко до моря», — вспомнила Виктория и побежала, а из глаз лились слезы, которые смывались с лица дождем под ноги, на асфальт.
«Что это со мной? Боже! Какая же я глупая! Дура! Дура!». А прохожие глотали ее взглядами и отворачиваться, будто ее слезы попадали им в лицо. Чужой плач безразличен и не вызывает ни совести, ни сочувствия у тех, кто не догадывается о его причинах и не имеет к нему никакого отношения. «Почему я только сейчас…».
И задрожали губы, выпуская дикое рыдание.
Осенью темнеет быстро. Виктория повернула на бульвар, который спускался прямо к морю. Засветились неоновым светом фонари. Уже пахло морем, но еще не было видно. Небо и море слились в этот вечер единственными цветами. Дождь не мешал. Слезы без боли лились из глаз подхвачены дождевыми капельками. Виктория почувствовала облегчение. Перестала рыдать. Ноги подкосились. Она вытерла скамейку сумкой от мокрых листьев и бессильно присела.
Заиграла знакомая мелодия мобильного телефона. Виктория не отвечала и ждала, когда перестанет звучать мелодия. Достала из сумочки телефон и начала просматривать список абонентов. Останавливалась на каком-то номере и нажала на кнопку «Удалить».
«Столько номеров, а позвонить некому».
Виктория выключила мобильный и спрятала в сумочку. Тем временем на улице совсем стемнело. Виктории стало холодно, страшно и грустно. Она поднялась со скамьи, расправила руками волосы и даже смогла криво улыбнуться мужчине, что посмел на нее посмотреть. Почувствовала себя пустой, слитой с темнотой и от того Виктории стало скучно и плохо. Даже вылетела из головы мысль, что сама во всем виновата, что это она отвлекает всех от себя. Страшно поворачивать назад, как просматривать телесериал в повторе.
«Но ведь было счастье! Короткое, но было. Я была счастлива! Где он, мой принц, мой добрый рыцарь?»
И только гром и молния были ей ответом с неба. Неужели Бог существует, неужели ее слышит? И снова слезы, снова рыдания, снова стыд, страх, отчаяние и молния с неба, и гром после нее. Виктория поднялась с лавки и побежала. Упала. Стерла ладони, разбила колени, но почему-то совсем не болело. Она встала и побежала дальше.
Так, Виктория испытывала счастье, но какое-то искаженное, которое пришло не само, а через страдания. Она слышала его голос, смотрела в его глаза, гладила и обнимала. Вдруг остановилась и почувствовала, что сама себя обнимает. Затаила дыхание в ожидании чего-то дикого и, вдруг, разрыдалась громко и страшно.
Обутой было не удобно идти по мокрому песку. Дождь перестал. Морской ветер развеял волосы и высушил слезы. Виктория дрожала, но медленно заходила в воду. Остановилась и закрыла глаза. Она видела закат, блестящее море и его.
«Привет мой добрый рыцарь, — будто со стороны звучал ее голос. Он молчал и красиво улыбался, солнце играло зайчиками на его лице и, ослепленная, она опустила глаза и покраснела. — Мой ангел, мой милый мальчик».
Он обнял ее. Виктория даже поднялась на носочки, чтобы поцеловать его в уста. Вдруг крики чаек диким смехом разбудили ее. Соленая вода обожгла разбитое колено, но все равно Виктории было хорошо и тепло, потому что еще картинка воспоминаний полностью не растаяла.
Была полночь. Виктория тихонько зашла в квартиру, и прошла в ванную комнату. Уснула быстро.
Она проснулась от шума тормозов, сигнализации и клаксона за окном. Заглянула в комнаты. Мужа не было, Юрчик спал. Набрала воду в чайник и поставила кипятить. Зашла в ванную и вышла только тогда, когда запел чайник. Запарила сыну мюсли и заварила зеленый чай. Чего ей хотелось еще? Рука сама потянулась к шариковой ручке. И будто голова была пуста от мыслей, но на листке начали появляться слова.
«Здравствуй мой милый мальчик, мой добрый рыцарь. Я чувствовала, что ты мне напишешь. Я даже хотела этого, но и не думала, что так быстро. Я читала твое письмо и как будто летала. Я так же, как и ты, все помню. Но я не хочу, чтобы ты мучился из-за меня. Я хочу, чтобы ты поверил, как и я, что все пройдет.
Говорят, что время лечит раны, то пусть того времени хватит и нам. Молю, не мучай себя и не придумывай лишние чувства ко мне. Ты еще молодой. У тебя вся жизнь впереди. Твоя любящая жена переживает за вашу семью. Она спасет вас обоих.
Нельзя любить сразу двух женщин. Они обе будут несчастны, потому что тебя будет грызть совесть и незавершенность. Забудь меня и не прячься в себе. Ты обязательно должен быть счастлив. Пиши, пока помнишь.
Вика».
Так она решила. Так будет лучше. Возможно.
Шли дни. Виктория меньше думала, много гуляла по набережной и отдыхала. Встречалась со Светой в кафе. За чашкой кофе с молочным шоколадом они жаловались друг другу на мужчин. Сына Виктория отправила на зимние каникулы к бабушке. Муж пропадал в командировках.
Январь не выдался холодным. Виктория позвонила к подруге со словами: «Душа желает праздника». Это была команда для Светы вечером приходить с чем-то сладким. Виктория весь день провела в центре города, ходила по магазинам, порадовала себя новыми перчатками и шерстяным шарфом, лакированными сапожками и кожаным ремешком в тон сапог. Забежала в магазин, недалеко от дома, долго выбирала вино, услышала приятные комплименты от продавца, расплатилась и побежала к дому.
Войдя в квартиру, почувствовала, и увидела, что что-то не так. Обутая зашла в комнату. Не было телевизора, не было компьютера. В шкафу отсутствуют вещи мужа. На журнальном столике лежал вырванный из тетради листок, смятый но расправленный и придавленный ручкой.
Виктория только посмотрела на него и узнала почерк мужа. Виктория опустилась на пол и прочитала вслух: «Я ушел к другой.» А на обратной стороне листка был написан ее кривым почерком стих, который она уже и забыла.
У Виктории скорчило лицо в гнусной улыбке с покрасневшими глазами. Она всегда боялась, что не вынесет такого события и удивлялась сама себе, почему не испытывает муки.
«Как я завидую тебе. Будь счастлив».
Она расплакалась, как никогда в жизни. Плакала так долго, что охрипла и поцарапала горло. Нос забило, уши ничего не слышали, перед глазами был ливень. Не слышала она звонка и как стучали в дверь. Никто не должен видеть таинства рождения на свет женщины. Истина открыла двери для нового мировосприятия.
Виктория проснулась в холодной квартире. Надела махровый халат и замшевые сапоги. Какое-то чутье заставило ее спуститься вниз и проверить почту. Из ящика она достала письмо от своего принца.
Сначала заварила себе крепкий кофе. На холодильнике нашла начатую пачку сигарет. Понюхала сырую сигарету и зажгла. Сделала глубокую затяжку, тогда раскрыла письмо и начала читать:
«Здравствуй, моя дорогая Виктория. Получил от тебя письмо и очень обрадовался. Легче мне стало после твоих слов. Я еще все помню и имею к тебе чувства, но ты права… Жена заболела. Я чувствую свою вину и мне становится легче, когда я забочусь о ней. Я нужен ей. Прости мне. Прости за то, что принес страдания. Пройдет время и все станет на свои места. Ты верно сказала, что время лечит. Дай Бог, чтобы лекарства хватило и для нас… Целую в последний раз. Как тогда…
Твой мальчик».
Виктории показалось, что она плачет. Но слез не было. Она, видимо, больше никогда не заплачет. Сжала сигарету зубами и вдохнула полной грудью, выпустила облачко серого дыма, отпила кофе и потушила окурок.
