Абрикосы. Абрикос цвел, бушевал, ясно раскинулся ветвями, как девушка на сене, счастливая от ожидания любимого. Может даже улыбался. И собаки казалось, улыбались, высунув из пастей розовые языки. И коты улыбались, правда, в усы.
И Нила улыбалась, глядя на все это весеннее безобразие.
Абрикосы
В прошлом году в эту апрельскую пору было снега по колено. Она возвращалась из Киева в переполненной маршрутке, которая, как слепой котенок, что потерял маму, тыкалась в горы снега на каждом выезде из столицы. И шансов добраться до Луцка в ближайшие сутки с каждой минутой становилось все меньше. Мрачные мужчины, молча выходили толкать транспортное средство с очередного сугроба.
И она выходила с ними. Закатывала рукава, кричала «раз-два-три» … Какой-то сосредоточенный мужчина со шрамом на щеке пробовал отгонять: «Ну куда же вам еще?».
Она молча улыбалась. Привыкла. Сколько дров было порублено на родительском дворе, земли перебрано вот этими вот руками, на которых она все пыталась, несмотря на тяжелую физическую работу, сохранять простой, опрятный маникюр. Как пропуск к лучшей жизни. Как сигнал со счастливого завтра о том, что оно, в принципе, возможно в ее жизни.
— Раз, два, опа! — загоготали, как гуси из теплых краев, мужчины, освобождая маршрутку из снежного плена. Утерли потные лбы, полезли за сигаретами.
— Будете? — Услышала из-за плеча. Почему-то была уверена, что это мужчина с шрамом на щеке, и предлагает он ей непременно сигарету. Хотя после смерти родителей уже год как не курила, — но иногда нет-нет да и хотелось.
Забавно, что по предложению прикурить начинались два ее романа. В первом случае прикурить попросили у нее, и в тех отношениях она верховодила. Она дала прикурить, она первой предложила жить, она же и выставил за дверь. Во втором случае прикурить попросила она. И над ней властвовали, диктовали правила, а потом попросили освободить жизнь и жилье.
Еще бы кое-как было бы легче, если бы пошла сама, — а так под сердцем уже билось сердечко ребенка, которого ей не суждено было увидеть живой. Единственное знала, что это была девочка, которая родилась в пору цветения абрикосов. Бессовестно-белых, обещано счастливых, беременных сотней цветов. На фоне опустевшей от боли Нилы, они выглядели как соперники, которые выиграли единственно возможный при жизни приз.
Она оглянулась. Мужчина держал пластмассовую чашку, из которой бежало в морозный воздух пахучее хрупкое облачко, и смотрел вопросительно. Нила взяла кофе. Закрыла глаза. Запахло уютом, достатком и семьей.
Семьей. Которая утонула — по одному — в пенных кружевах первых абрикосов. Три года подряд Нила теряла дорогих людей. Весна упорно отводила от нее свою исцеляющую сущность.
— Пейте. Вы устали, — сказал просто.
Нила моргнула. «Вы устали». Как будто кто-то надел перчатку на сердце. Опустила голову — в пластиковую чашку, с глаз упало пару неожиданных капель — вот такой привет от разогретого неожиданным вниманием сердца.
А потом была маленькая, бедная, забросанная снегами казарма — единственное место в Борисполе, где была возможность переночевать за небольшие деньги. Так и ночевали — всей маршруткою. По иронии судьбы, из женщин Нила была одна. Разделить комнату сама предложила мужчине со шрамом.
Он назывался Алексеем, и согласился так, будто это была самая естественная в мире вещь — разделить с ней комнату с окном в синей раме, со шкафом, из которой торчали гвозди-вешалки, с армейскими кроватями и кусачим покрывалом. Правда, с чистой постелью и возможностью помыться в соседнем душе: горячую воду можно было принимать, лишь с крепко закрытыми глазами — со всех сторон смотрела махровая плесень.
Всю ночь напролет они с Алексеем проговорили в перерывах между поцелуями. Или целовались — в перерывах между разговорами?
Говорила в основном Нила. Пожаловалась, что боится весен, которые не несут ей ничего хорошего. Утром они пили кофе и ели копченую колбасу, порубленный его охотничьим ножом на огромные куски. Хлеба не было, сигарет не было. А был обычный проблеск счастья в убогой комнате бывшей военной казармы, которую пока еще никто не выкупил под отель с безумными ценами.
Дорогой она уснула на его коленях — он также ехал в Луцк. И ей снились пенные абрикосы.
Такие, как сейчас за окном. Едва пошевелила онемевшими коленями. Алексей спал. Она осторожно обнимала его руками с опрятным маникюром и сама себе напоминала ту девушку на сене, которая таки дождалась любимого…
Абрикосы
