Африканская маска — история из жизни. Рихард, большая молчаливая овчарка. Пес сидел на краю ковра, носом почти касаясь стекла раздвижных дверей. Двери выходили на общий балкон, который тянулся вдоль всего внушительного парадного фасада пансионата и даже частично заворачивал на боковой.
На улице лил дождь, и низкий потолок из облаков давила своей глухой серостью. Легко было представить, будто на планету натянули гигантский нейлоновый чулок.
Физиологи считают, что мозг собаки, как и любого другого животного, работает совсем не так, как человеческий, — думал Петерс, внимательно наблюдая за Рихардом, — Он не выделяет из среды отдельных объектов. То есть выделяет, но не осознает этого выделения. Все на уровне инстинкта.
Таким образом, мир с точки зрения собаки можно рассматривать, как более-менее однородный кипящий бульон, на поверхность которого время от времени поднимаются пузырьки в виде брошенного в кусты цветного мяча, осторожной руки ребенка или резкого сигнала автомобиля. Наваристая масса реальности едва выплескивается тебе в лицо и возвращается обратно в общий котел.
Интересно, все-таки, который из мозгов прав? — думал Петерс, — Мой Рихарда?
Он, конечно, понимал, что единственно верной интерпретации не бывает. Даже бутылка в руке после некоторых раздумий теряла свою объективную однозначность. Особенно, если думалось на пьяную голову. Все это было интересно на уровне идеи — шарада для заскучавшего ума, не более.
Петерс сделал еще глоток из бутылки мадеры, отложенной про запас тогда, когда врач запретил ему алкоголь из-за проблем с желудком. И сейчас запрет этот Петерс решил проигнорировать — от бутылочки хорошего вина еще никто не умирал!
Мадера быстро давала о себе знать приятной слабостью, которая разливалась по телу.
Африканская маска — история из жизни
Сегодня все почему-то разошлись рано. Петерс пытался уговорить каждого из них посидеть еще, но тщетно. У одного давление из-за погоды, у другого почки… в конце концов, Петерс остался один в летнем саду (не считая Рихарда). Наблюдал, как официанты — студенты на двухнедельной практике, молчаливые, истосковавшиеся — убирают со столов.
Надеялись, видимо, покупаться в море на халяву, а тут такие ливни зарядили.
Где-то в одиннадцать Петерсу не осталось ничего другого, как подняться в свою комнату. Извлечь из шкафа бутылку и сесть в плетеное кресло под окном.
Обшитые деревом стены ловили на себе мягкий желтый свет из-под фигурно прорезанного абажура.
Попробуем сначала выделить отдельные объекты, а затем растворить их в среде, — поставил себе мысленно задачу Петерс. Бутылка была уже наполовину пуста, и мысли в голову лезли все более абсурдные, — Настольная лампа, утренняя газета. Флакон одеколона из зеленого стекла, маникюрные ножнички…
Над столом висела африканская маска, привезенная когда-то Аллой из командировки.
Командировка тогда получилась короткой — там началась очередная гражданская война. Петерс очень переживал, но все обошлось. Ее забрали вертолетом прямо из посольства.
Странно, — подумал он, — Каждый раз, как смотрю на эту маску, вспоминаю Аллу. Но почему? Это же просто кусок дерева. Да и Аллы давно нет…
Это все у меня в голове, — понял он, — Без меня между деревянной маской, человеческим лицом, которое должна бы эта маска изображать, и Аллой никакой связи нет.
Вдруг вспомнился один случай, еще со времени обучения. Петерс напился и пошел ночью гулять по ботаническому саду. Он тогда заблудился и до смерти испугался подсвеченной мертвенно-белым садовым фонарем статуи, которая неожиданно появилась из-за ровненько подстриженного куста в человеческий рост. А это же была просто глыба камня, специфически обработанная скульптором, с целью показаться кому-то человеческой фигурой.
Петерс снова посмотрел на Рихарда. На этот раз их взгляды встретились. В глазах собаки был покой и одновременно сосредоточенность.
Скорее всего, когда я сижу неподвижно, как сейчас, я для него такая же статуя, — подумал о Рихарде Петерс, — Статуя, которая изображает тот воздушный пузырь реальности, что регулярно досыпает корма в миску… Но как это проверить?
Рихард не отводил взгляда. Петерсу так захотелось увидеть мир его глазами! И себя в нем. Это казалось чем-то опасно захватывающим. Чем-то рискованным. Как наркотики или прыжок с парашютом.
Быть чем-то вроде фрагмента орнамента обоев; чем-то не важнее настольной лампы. Ничего не значить и не хотеть (разве только простейшего). Ничего не бояться, ни о чем не жалеть… В воображении Петерса предстала картинка: его фотография, неизвестно как нанесенная на поверхность воды, растекается после первого прикосновения дождевой капли.
Дождь глухо монотонно барабанил в стеклянный козырек над балконом; казалось, они оба так и уснут, человек и собака. Но после долгой паузы Петерс усилием воли повернул голову опять в сторону африканской маски.
У него возникла идея: если снять очки, визуально все расплывется, и выделить границы предметов будет труднее. Частично это подействовало. Плюс почти пустая бутылка мадеры, конечно.
Комната плывет, будто смотришь в сломанный калейдоскоп. Желтое пятно, красно-коричневый фон, острый серебристый блик… И память подсказывает: лампа, стена, ножницы.
Жаль, — думал Петерс, — Жаль…
Хотя чего именно жаль, уже было почти не понятно. Он почувствовал, что больше не может сопротивляться сну.
На мгновение старость навалился на него со всей силы. А может как раз сегодня я умру во сне?
Это было бы так нелепо. В том смысле, что какая разница…
Сон поплыл сквозь него бесконечными цветными нитками, очень похожими на мамины, из которых она когда-то давно вязала ему теплый серо-зеленый шарф. И кто-то со сна уверенно доказывал, что это и есть те суперструны, о которых говорят физики. И что жизнь — не более, чем набор случайных образов, силой нашего ума кое-как организованных в какую-то убогую систему…
Петерс проснулся через несколько секунд. Хотя, через несколько секунд или через несколько часов – уверенности не было. Даже без очков он понял, что что-то не так — звук дождя изменился. Стал более четким, громким.
Надев очки, Петерс увидел Рихарда, который стоял, готовый к прыжку. Балконные двери были отодвинуты примерно на полметра. Пес внимательно наблюдал за чем-то по ту сторону. Точнее за кем-то – на мокрых деревянных перилах сидел ворон.
Он медленно поводил клювом и сделал шаг вправо. Африканская маска, то есть не сама маска, а ее отражение в стекле наложилось на его голову. И до Петерса дошло: он и является этим вороном! Он просто надел маску человека и видит все его глазами.
В этот миг, будто понимая, что его разоблачили, ворон поднялся со своего деревянного шеста, но вместо того, чтобы просто подняться в небо, полетел параллельно перилам, как будто был привязан к ним невидимой нитью, и исчез за левым краем окна.
Не долго думая, Рихард рванул за вороном. Он выпрыгнул на балкон и пропал в темноте.
Охваченный внезапным волнением, Петерс сорвался с места. Это получилось неожиданно легко; он даже подумал, что если бы оттолкнулся от кресла немного сильнее, мог бы полететь.
Потянул на себя ручку дверей, чтобы те раскрылись шире. Сделал шаг наружу И… остолбенел.
Все слилось, границы были стерты! Серость облаков окутала его, перетекла через зрение в сознание. И это уже были не тучи, это уже никак не называлось… Ничто уже не имело названия.
Предпоследнее, что Петерс смог понять: он будто все еще Петерс, а мир изменился. Последнее: он до сих пор спит…
Или умер; что, по сути, одно и то же.
Африканская маска — история из жизни
