Белые начинают первыми и выигрывают. Вы умеете играть в шахматы? Умеете или нет? Потому что я совершенно ничего не понимаю в этой игре. Как не показывал сын, ничего не поняла. Все как-то не так хожу. Не понимаю я этой игры! Не понимаю! Сын всегда говорит: «Белые начинают первыми и выигрывают!».
– Почему белые? – спрашиваю. – Это же твои. Почему ты всегда первым ходишь?
– Я всегда выигрываю, поэтому и белые мои.
– Хорошо, давай я буду ходить белыми. Я тоже хочу выиграть, хоть один разочек.
– Ха! Вот, мама, ты даешь! Сами шахматы не выигрывают. Ими нужно ходить. Правильно ходить. Сколько можно. Не первый раз, даже год, мы играем.
– Ты хочешь сказать, что я лузер? – обиженно возвращаюсь к телевизору – Играй сам, раз такой умный. Вот еще мне!
– Мамуля, не обижайся. Ну, давай еще разок. Глянь, у тебя белые, а белые начинают и…
– Выиграют, – завершаю с маленькой победой в голосе.
Знаю, что на этот раз выиграю, потому что сын долго будет поддаваться, долго будет раздумывать над очередным ходом, только потому, чтобы придумать так, чтобы я «сама» выиграла очередную партию. Все понимаю и делаю вид, что напрочь искренне верю в свое счастье.
Белые начинают первыми и выигрывают
Час-второй дружеской встречи превращаются не только на очередную партию, а и в общение.
– Ура! Белые начали и выиграли! – радуюсь, словно маленький ребенок.
– Молодчина! Супер шахматист! Ура!
Он целует меня в щеку, ерошит мою челку и спешит на очередное свидание. Он совсем взрослый, мой сын. У него своя жизнь, свои холостяцкие проблемы, но поиграть в шахматы – это святое. Я понимаю, и он понимает, что игра, это лишь повод, повод пообщаться.
Запираю дверь и погружаюсь в свой мир. Телевизор. Очередной сериал или какой-то хороший фильм. В своем любимом кресле чувствую себя довольно хорошо. Здесь уютно и комфортно. Так часто застает меня мой ребенок спящей. Укрывает одеялом и тихонько выключает телевизор.
Подставляю под ноги маленький стульчик и путешествую по каналам. Новости, новости. Их так много, что быстро устаю и убегаю на какой-то канал, где показывают неплохие фильмы…
Голова клонится на сторону. Подставляю удобнее подушечку, и полусонная смотрю в экран.
…Тени заколыхались на стенах комнаты. Легкие занавески взметнулись от окна и мигом взлетели под потолок. Все закружило и потемнело. Где-то за спиной послышался голосок. Так, так, какой-то странный голосок. Не детский и не взрослый, какой-то неопределенный и неискренний.
– Ха-ха-ха! Мы начинаем и выигрываем.
– Гы-гы! Именно так. Белые начинают первыми и выигрывают.
Я повернула голову в сторону, туда, откуда слышался этот скрипяще-раздражающий голос. В углу комнаты увидела камин. Возле него небольшой столик и такие же небольшие, лучше сказать, низенькие кресла. Возле одного из них стоял какой-то человечек, другой – стоял спиной ко мне. Оба босые.
В костюмах, при галстуках. Один из них, лысоватый и с длинным носом. «Как лис. Или, нет, как крыса», – подумалось мне. Он как-то протяжно произносил слова и время от времени улыбался, как-то так неискренне и самоуверенно. Другой – очень похожий на первого, но с темной шевелюрой, носом, напоминавшим картофелину, крупнее первого. «Почему же они босые?» – волновало меня больше того, что они делают в моей комнате.
– Это значит, что мы начинаем свою партию, – проскрипел первый. Он заложил руки за спину и стал ходить возле камина.
– А-а может еще рано? – спросил второй и нотку страха я уловила в его речи.
– Не рано, а самое время! – как-то недовольно проскрипел первый.
– Время! А что мир скажет?
– Чихал я на мир! Они пусть считаются с нами! Мы – великий народ, могучий, непобедимый. Нам нужны быстрые и конструктивные действия…
– Я не уверен. А что скажут по ту сторону границ.
– Ничего, поверь, ничего они нам не скажут. Мы их купили, а теперь запугаем. Восток поддержит нас. Одним нужна вечная мерзлота и леса, другим – рынок сбыта их подземных богатств.
– Я не понимаю. Имеют богатства и боятся нас?
– Идиот, богатства нужно превращать в деньги! В деньги! Понимаешь? За деньги можно купить все, а нет ни цента за душой, так ты голодранец.
– Что скажет нам Запад? Он ополчится против нас.
– Запад!? Не смеши меня, тот Запад любит деньги еще больше, чем Восток.
Они вели себя так, будто меня вовсе и не было. Не стеснялись, ковырялись в носу, чесались и громко сморкались в одноразовые платочки. Тот что крупнее стал чесать пальцы на ногах. «И чего они босые?» – никак не шло мне из головы. Так, будто этот вопрос был одним из самых главных и важных на данный момент.
Тот, что только что чесал пальцы, оторвал зернышко винограда и неторопливо положил в рот крупную ягоду. Зачавкал и выплюнул в кулак косточки.
– Что не вкусно? А виноградники в прошлом году почему повредил? Кто же тебе говорил по виноградникам стрелять?
– Кто!? Напомнить?!
– Ты мне хочешь напомнить? Кто у руля? С кого спросит народ?
– Какой народ? Народ я тебя спрашиваю!
– Ша! На кого голос поднимаешь! Ты забыл, кто тебя к власти привел? Тихо сказал! А то я давно не разминался.
– Я так этого не оставлю! – подпрыгивал другой, как-то визгливо выкрикнул и утих.
На того первого неприятно было смотреть. Он по-лисьи кружил вокруг притихшего собеседника.
– «Боржоми» есть?
– Заканчивается. Собаки! Они прекратили поставки.
– Ничего, потерпим.
– Я, я немного боюсь.
– Чего? Чего ты боишься?
– А если мы проиграем?
– Мы никогда не проигрывали. Мы обманывали, угрожали, уничтожали, но никто ничего нам не сделает. Мы хитрее. МЫ – сила!!!
– Ага! Да, – промямлил тот второй в ответ.
– Мы поставим весь мир на колени! А они, дураки, будут молчать.
«Нет, я не буду молчать!» – закричала и не услышала своего голоса. Прокашлялась и ничего опять не услышала.
«Диковина!» А «гости» моей комнатки по-светски расселись в креслах напротив камина и попивали отстоявшееся вино из уже уничтоженных виноградников. Бросали в рот виноградины и плевали косточки в огонь. «А, чтобы вам кость в горле стала!» – сердито воскликнула, но они снова не услышали. И вдруг один из них поперхнулся и начало синеть.
Второй бросился к нему и стал стучать по спине. Так, для вида, легонько. А тот, первый стало фиолетовый и цеплялся за жизнь. Хватал воздух, как рыба, выкатывал свои глазки и потянулся к горлу другого. Тот лис понял, что вот-вот и ему конец, бросился бежать и упал. Запутался в длинных штанинах брюк и плюхнулся.
Посиневший также повалился на лиса и дотянулся до тонкой шеи. Пальцы крепко вцепились в тело и уже оба синели в агонии. Босые ноги болтались в воздухе и штаны прятали голые пятки.
А под столом, почему-то только сейчас бросилось в глаза, стояли две пары мужских туфель. На каблуке и со скрытой платформой. «Карлики! Это же карлики!» – воскликнула я.
Наверно так громко, что они вдруг исчезли, а я проснулась от того, что кто-то укрывал меня одеялом и тихонько выходил из комнаты, прикрывая за собой дверь.
Белые начинают первыми и выигрывают
