Как тебя забыть — не получается! — История из жизни.
Я не сразу обратил на нее внимание, потому что мы учились в параллельных классах. Но вскоре после знакомства предложил ей встречаться. Признаться же своей прекрасной Джульетте в истиной причине моей внезапной любви к театру я решился через год.
Она была моим первым серьезным увлечением. Я, похоже, тоже оказался важной для нее персоной. Впервые увидел эту девушку во время школьного спектакля. Театральный кружок тогда ставил «Ромео и Джульетту».
Высоким актерским мастерством это назвать было нельзя, но из всей толпы посредственностей выделялась она — эта красавица, настолько вжившаяся в свою роль, словно от того, как она ее сыграет, будет зависеть чья-то жизнь.
На протяжении полутора часов я не мог оторвать от нее глаз. На импровизированной сцене для меня существовала только Джульетта…
(Пусть в этих воспоминаниях у нее будет имя героини, которую она играла).
Хорошенькая брюнетка с большими, как у серны, глазами и роскошными волосами…
Раньше я не замечал ее в школьных коридорах, но сейчас, на сцене, она сразила меня наповал. И так захотелось познакомиться с ней поближе, что через несколько дней рискнул, записался в школьный театральный кружок — я, который совершенно не интересовался искусством!
Брался за любую предложенную роль, учил длиннющие фразы, на репетициях воодушевленно зубрил свои реплики (хотя мои актерские способности оставляли желать лучшего). И все это ради нее, чтобы она обратила на меня внимание.
И она обратила. Моя Джульетта… Незабываемые моменты, когда мы могли вместе репетировать. Она, переживая, давала мне десятки ценных советов, а я вне себя от счастья радовался тому, что мог безнаказанно пользоваться ее близостью.
Джульетта, похоже, тоже этого хотела, потому что наши встречи становились все более личными, нежными, интимными. Мы стали встречаться, но только год спустя я осмелился рассказать ей об истинной причине моей внезапной и страстной любви к театру.
— Ну, ты и дурачок! — от души смеялась она.
Может, я и был дурачком, но, как говорится, цель оправдывает средства. Любовь к театру не продлилась долго, но за любовь Джульетты я бы отдал все.
Именно с ней впервые я пережил все самое важное: первый секс, боль первой разлуки и радость возвращения, бурные скандалы и пылкие извинения. Все, что ни делал, я делал с мыслью о ней.
Когда забегал мечтами в будущее, она всегда там появлялась, и я чувствовал странную уверенность, что Джульетта останется со мной навсегда. Потом были выпускные экзамены в школе и поступление в университет.
Я пошел в медицину, Джульетта, конечно же, — в театральный. Она поступила с первого раза, что, как правило, случается редко.
— Да твой талант виден невооруженным глазом, а комиссии надо быть слепой и глухой, чтобы его не заметить, — коротко сказал я.
— Это ты слеп, не видя моих недостатков, — улыбалась она.
Время учебы стало для нас тяжелым испытанием. Я — типичный студент медуниверситета — часами просиживал над учебниками, зубрил латинские термины, а потом, во время стажировки в больнице, впервые постигал врачебное мастерство.
Жизнь Джульетты состояла из сплошных репетиций, ежедневной кропотливой работы, премьер, которые нужно было просмотреть, вечеринок, на которые стоило пойти, гастролей, которые нельзя было пропустить…
И бурных эмоций, потому что Джульетта во всем и всегда выкладывалась полностью.
Иногда она возвращалась домой в первом или во втором часу ночи. Ей хватало нескольких часов сна, потом она вставала и бежала дальше… Яркая и легкая, как бабочка. Ее жизнь была такой же — яркой и переменчивой.
Временами я пытался идти с ней в ногу, но что тут говорить — у меня не получалось весело проводить время среди ее друзей.
Они постоянно дурачились, хохмили, а я… Я был сделан из другого теста.
— Ну, расслабься, дружище, — панибратски похлопывали меня по плечу жизнерадостные артисты. Знаю, что в этом ярком веселом обществе я был чужим: не понимал их шуток, меня не восхищало то, чем восторгались они, я не улавливал нюансов. Словно был из иного мира. И Джульетта тоже это понимала.
Иногда она смотрела на меня отчужденно, и тогда складывалось впечатление, что ей со мной очень скучно, что мои проблемы кажутся ей приземленными, а она остается со мной лишь по привычке.
Опасаясь потерять любимую, на четвертом курсе на одолженные деньги я купил кольцо и сделал Джульетте предложение.
— Глупенький, — отреагировала она. — У нас ведь ничего нет. Так нельзя начинать строить семью.
Я спрятал кольцо. Через год еще раз попросил ее руки. И она снова решительно мне отказала:
— Ничего из этого не выйдет. Я свободная птица, а ты… — мне показалось, что в ее больших темно-карих глазах появился какой-то печальный блеск, — Тимур, я знаю, ты хотел бы иметь дом, нормальную жену, детишек. Такая обеспеченная стабильность. Но это не для меня… Мое будущее — сплошная неизвестность. И я не хочу ничего менять. Мне нравится жить одним днем, не ожидая слишком многого и не заглядывая вперед. Поэтому ты не будешь со мной счастлив… — она закрыла коробочку с кольцом и посмотрела на меня с невыразимой грустью. — Лучше расстаться как можно раньше, может, тогда не будет так больно.
— Ты ведь не говоришь это серьезно, — испугался я.
— К сожалению, это так, — повторила Джульетта. — Мы все больше отдаляемся друг от друга. И не делай вид, что ты этого не замечаешь. Мы слишком разные.
Она ушла, разбив мое сердце. Как тебя забыть, Джульетта? Я хотел забыться в объятиях других женщин, но, ни одну не смог полюбить.
Как тебя забыть — не получается! — История из жизни
Прошли годы. Джульетта стала моим проклятием. Мы не были вместе, но я продолжал интересоваться ее судьбой, знал о ней почти все. В каком театре работает, где живет, какая у нее собака, с кем у нее был роман, кто ее муж….
Я бывал на каждой ее премьере. Сидел, скрываясь в темноте зрительного зала, с виду равнодушный. Но как только на сцене появлялась она и завораживала зрителей своим бархатным голосом, я терял рассудок. Был полностью ею околдован. Вот только не хотел, чтобы она знала о моем присутствии в зале.
Первый букет цветов отправил ей лишь через несколько лет. На открытке написал: «Почитатель Вашего таланта, верный многие годы. Т.» Не имело значения, догадается ли она, кто это. Пусть думает, что хочет.
Когда писал эту записку, в моей жизни уже появилась Дина — первая женщина, которой удалось реанимировать мое исстрадавшееся сердце. Благодаря ней снова ожили мои чувства. Она, так же как и я, мечтала о маленькой обеспеченной стабильности: дом, семья, детишки.
Я сделал предложение лишь раз, и Дина сразу же с нескрываемой радостью согласилась стать моей женой.
— Правда?! Ты согласна выйти за меня? — не верил я.
— Да! Да! Да! — твердила она восторженно. — Потому что я тебя безумно люблю, мой Тимка!
Вскоре после свадьбы мы принялись воплощать наши мечты в действительность. Дина забеременела, и я стал присматривать какой-нибудь уютный домик за городом. Чтобы заработать на него, зарплаты уже не хватало, поэтому пришлось заняться частной практикой.
Меня поглотили семья и работа. Тень Джульетты, нависшая над моей жизнью, как бы поблекла и выцвела. Прошлое отодвинулось так далеко, как никогда раньше. Я даже перестал появляться в театре — просто не хватало времени.
Как тебя забыть — в новую жизнь окунуться!
Джульетта ушла в воспоминания. До того рокового лета, когда мы снова встретились… Было невыносимо душно. Помню, что несколько дней стояла невероятная жара, особенно в нашем отделении. Двери всех палат были открыты настежь, пациентки любой ценой пытались устроить хоть маломальский сквозняк, но их попытки были тщетными.
Я шел по коридору. В тот день мне предстояло ночное дежурство. В мыслях был где-то далеко от больницы, как вдруг за спиной услышал чей-то робкий голос:
— Тимур? Неужели это все-таки ты?
Я машинально остановился и обернулся. Она изменилась, но я, конечно, узнал ее. Те же большие темно-карие глаза, мягкие, как шелк, волосы.
— Джульетта… — губы сами произнесли знакомое имя. Какое-то время я жадно изучал глазами каждую деталь ее лица, от моих глаз не ускользнула ни одна морщинка, ни одно изменение. Это лицо было когда-то таким родным… Я поднял уже руку, чтобы погладить Джульетту по щеке, но в последний момент опустил ее.
— Тимур… — на лице ее появилась улыбка. — Когда медсестры назвали твою фамилию, я подумала, что это просто совпадение. И все-таки это ты…
— Я… — мой голос прозвучал глухо.
— Неужели? — она закусила нижнюю губу. — Кто бы мог подумать, что мы встретимся при таких странных обстоятельствах… Я так рада тебя видеть!
— Я тоже. Когда ты поступила?
— Сегодня утром…
Из чувства такта я не поинтересовался, по какой причине она попала в больницу. Я мог узнать это из ее карточки. А пока только догадывался, в чем деле.
— Лучшего варианта, наверное, И быть не могло… Знаешь, я терпеть не могу больницы, — уголки ее губ задрожали в нервной улыбке. — Даже отказывалась сюда приезжать. Но это обстоятельства, от нас не зависящие… Ты меня понимаешь?
Я лишь молча, кивнул. Да и что я мог ей ответить!?
— Доктор! — из глубины коридора позвала меня медсестра, которой я зачем-то срочно понадобится.
— Извини… Буду здесь всю ночь. Поговорим позже…
— Ну конечно, иди, — ее рука коснулась моего плеча так нежно, словно ко мне прикоснулась бабочка.
Кто бы мог подумать: хватило одной мимолетной встречи, и на меня сразу обрушилась лавина воспоминаний.
Коллеги о чем-то меня спрашивали, медсестры чего-то хотели, я делал то, что должен был делать. Руки машинально выполняли заученные движения, но мысли все время убегали куда-то далеко, ворошили прошлое, которое неожиданно начало приобретать свои привычные яркие цвета и давно позабытую свежесть.
Около семи вечера жизнь в отделении всегда входит в один и тот же ленивый ритм. Посетители покидают больницу, пациентки устраиваются поудобнее на своих кроватях. И только плач новорожденных, доносящийся с верхнего этажа, слышен сильнее, чем днем.
Я сел в кабинете дежурного врача и взял в руки карточку Джульетты.
Поскольку она попала в наше отделение, то наверняка была беременна, и есть угроза срыва. Так и оказалось. Ситуация усложнялась тем, что это была всего двенадцатая неделя. На таком раннем сроке часто случаются выкидыши. Такова закономерность. Внезапно я услышал тихий стук в дверь.
— Войдите, — отозвался, отложив карточку.
Дверь медленно приоткрылась, в проеме появился хрупкий силуэт Джульетты.
— Тебе нельзя столько ходить. Медсестры вообще не должны разрешать тебе вставать с постели. В твоем-то положении, — произнес я озабоченно.
— Так тебе уже все известно? — спросила она.
— Джульетта, это серьезно. Кровотечение в первом триместре не сулит ничего хорошего, поверь.
— Я не создана для того, чтобы лежать.
— Так подумай о ребенке, — заметил я.
— Ну ладно, прилягу здесь, в уголке, — она показала на дежурный топчан. — Что-то не хочется возвращаться в палату к этим клушам, утопающим в море слез. Я не намерена доливать туда свои.
— Большинство этих женщин уже многие годы безуспешно пытаются родить ребенка. Для них каждое возвращение сюда может означать начало новой драмы. Все, что они могут — это ждать и проливать море слез, как ты назвала их отчаяние. Но ты всегда отличалась склонностью к преувеличениям и метафорам…
— Извини, уж такие мы, артисты, экзальтированные…
Джульетта укрылась одеялом и свернулась клубочком.
— Лучше расскажи, как у тебя дела? — спросила она меня с живым любопытством. — Выглядишь хорошо.
— Да у меня все отлично: дом, хорошая… семья…
— Стоп! Дай угадаю, — перебила она меня. — Двое деток, палисадник с розами, за которыми ухаживает жена. Домик за городом… И горячий обед ждет тебя каждый вечер, когда ты возвращаешься с работы.
— Браво! Ты могла бы стать гадалкой, — усмехнулся я.
Джульетта нервно захохотала.
— Могла бы. Но только если дело касается тебя. Я слишком хорошо тебя знаю. Последовательность — это твой жизненный принцип. Цель и ее реализация. Редко можно встретить в человеке такую настойчивость, как у тебя. Ты не позволишь себе импровизации.
— Что ж, я — врач, а не актер.
— Ну да, — она отбросила непослушную прядь со лба.
— Импровизация — это по твоей части. Будущее должно быть неизвестным. Жизнь без планов. Помнишь?
— Ага, — кивнула Джульетта. — И я до сих пор расхлебываю последствия этого принципа.
— Скажи мне честно, ты счастлива?
— Иногда… — она мельком взглянула в окно и задумалась. — Разве что, когда на сцене.
— А как твоя личная жизнь? — спросил осторожно.
— Одна большая руина, — ее голос неожиданно изменился, стал низким, словно горловым. — Этот ребенок должен был стать попыткой спасти то, что уже реанимации не подлежит. Видимо, неудачной попыткой. Она говорила так, будто исход этой беременности был предопределен. И это было жутко.
— Но ребенок все еще живет, — заметил я.
— Врачи с самого начала не дают ему особых шансов. Слишком мало жизни в этой новой жизни, — добавила она как-то цинично. — Помнишь, что я когда-то тебе сказала? Ты слишком сильно меня любил, чтобы замечать мои недостатки. А у меня их предостаточно. Правда, — она снова нервно засмеялась.
— Иногда мне хотелось, чтобы меня кто-нибудь полюбил так, как ты… Но такая любовь, наверное, встречается только один раз в жизни. Увы…
У меня снова мурашки побежали по спине, но я ничего не сказал. Да и что было говорить? Она осталась в моем сердце самой глубокой раной, самым болезненным и прекрасным воспоминанием. Но, видно, так было предопределено судьбой.
— Зря я это сказала. Извини… — подумав, произнесла она. — Ну, я пойду. Кому нужны эти сантименты? Она встала и медленно, словно нехотя, направилась к выходу. Но вдруг остановилась и положила руку мне на плечо, а потом нежно погладила, словно хотела стряхнуть какую-то пылинку с моего халата.
— Спокойной ночи, дорогой, — бросила Джульетта на прощание.
— Взаимно… — ответил тихо.
Эта ночь действительно была спокойной, а утром с чувством облегчения я вернулся домой. Сыновья носились по саду и галдели, словно галчата, а Дина ждала меня с чашкой горячего кофе и свежими булочками. Она присела рядом. Даже когда была не голодна, всегда садилась со мной за стол.
Мы разговорились о домашних делах и о родительском собрании в школе. Джульетта вновь отошла на второй план, став тенью какой-то другой жизни. Когда я вернулся в больницу, ее уже там не было.
— Она выписалась по собственному желанию, — сообщил дежурный врач. — Считаю, что это глупость, но каждый сам вправе решать, как ему поступать.
Джульетта потеряла ребенка. Откуда я об этом узнал? Через четыре месяца пошел на спектакль с ее участием, и увидел, что от беременности не осталось и следа.
Я смотрел на нее, а в ушах продолжали звучать ее слова: «Такая любовь бывает только однажды…» Это правда. Что бы я о ней ни думал, она навсегда осталась для меня моей прекрасной Джульеттой.
* * *
Жизнь шла в своем устоявшемся ритме. После встречи с Джульеттой изменилось лишь одно: я снова начал ходить в театр. Никогда не брал с собой жену, а Дина и не настаивала, чтобы пойти со мной. Как будто соглашалась с тем, что мужчина должен иметь свои тайны, свой мир. А может, просто не любила театр…
В любом случае я был безумно ей благодарен за то, что она никогда не расспрашивала, куда я хожу один по вечерам. А я раз в месяц вырывался на эти как бы тайные встречи с Джульеттой. Встречи, о которых она и понятия не имела.
Скрывшись в глубине зрительного зала, следил за каждым ее жестом, ловил каждую ее улыбку. Некоторые спектакли видел много раз, и хоть не был знатоком, мог определить, когда у нее был плохой день, когда она была просто уставшей, или когда решила что-то изменить, в рисунке своей роли, словно фразы, повторяемые сотни, раз ей надоели.
Иногда она играла с таким вдохновением, что, хотя я и прекрасно знал весь текст, у меня на лице выступал румянец, а сердце беспокойно билось каждый раз при выходе Джульетты на сцену.
Естественно, она не могла видеть меня, но почему-то ужасно хотелось, чтоб она знала: я — здесь, рядом. Поэтому после каждого спектакля посылал ей небольшой букет белых роз и на открытке писал только одну букву «Т». Наверняка моя возлюбленная догадывалась, от кого это.
Мне не хватало смелости подойти к ней ближе. Было хорошо и так, как было. Однако я бы соврал, если бы сказал, что не мечтаю поговорить с ней. Искал любую возможность с ней встретиться: на свадьбе у общего знакомого, на встрече выпускников.
Разное о ней слышал: что ее первым мужем был актер, вторым — бизнесмен. С одним она жила в бедности, с другим — в роскоши, но, кажется, ни один, ни второй не сделали ее счастливой. Почему-то так получалось.
Однажды вечером, как обычно, я пришел в театр, принес букет белых роз и попросил служащего, чтобы его передали после спектакля Джульетте.
— Она просила вас зайти, — услышал с удивлением. После спектакля послушно последовал в гримерную. Вошел в комнату. Джульетта сидела перед зеркалом и расчесывала свои роскошные волосы. Увидев меня, она положила, расческу и улыбнулась, потом неожиданно вскочила и бросилась мне на шею.
— Я так рада, что ты пришел! Спасибо тебе за все цветы, мой самый верный поклонник! Только почему ты никогда не дарил их мне лично?
— Наверное, просто не хотел мешать.
— Запомни на всю жизнь: у друзей всегда есть особые права. А тем более у тебя, мой дорогой Тимур…
Я не понимал, откуда такой прилив нежности. У нее даже щеки порозовели. Она была рада меня видеть.
— Хотела встретиться с тобой, потому что скоро уезжаю. Не простила бы себе, если бы не попрощалась.
— Уезжаешь? Куда? — поразился я.
— В Москву! — бросила она с энтузиазмом.
— Надолго?
— Надеюсь, что да! — на ее лице засияла улыбка.
Я, совершенно ошеломленный, боялся спросить, что будет дальше, а Джульетта явно ожидала следующего вопроса. Наконец сама прервала затянувшуюся паузу.
— Я влюбилась! Страшно, безумно и некстати. Все мне говорят, что это бессмысленно. Он режиссер, из Москвы… И так красиво говорит об искусстве, так красиво за мной ухаживает. Ах, эта русская душа! Порывистая, страстная, необузданная… Впервые в жизни я хочу бросить все, прислушаться к голосу сердца, даже если это глупость, и потом буду об этом жалеть.
Я не совсем понимал, что мне нужно отвечать.
— Неужели ты перестанешь играть?
— Почему? Там тоже есть театры, — рассмеялась она.
— Но у тебя, же провинциальный акцент!
— Ничего страшного! Буду избавляться. Сергей сказал, что мне хватит для этого года.
Ну конечно, для нее не было ничего невозможного!
— Подумай только! Сыграть Чехова на русском! — она мечтательно закатила глаза. Она уже представляла себя блистающей в московском театре.
— Слушай, Джульетта, тебе не страшно? Ты очень рискуешь!
— А что мне терять? Театр? Один и тот же столько лет! Семью? Она уже развалилась. Здесь только скука, а там — приключение.
— Ты ведь никогда не была в Москве! Другая жизнь все-таки.
— Всегда все бывает впервые.
— А этот твой Сергей, он ответственный человек?
— Дорогой, ты задаешь те же вопросы, что и моя мама, — снова рассмеялась она. — Как тебе хорошо известно, я никогда не искала ответственных мужчин. Ты был единственным, — ее веселое настроение свидетельствовало о том, что для нее это не имеет существенного значения. — В жизни надо совершать сумасшедшие поступки, чтобы потом в старости было что вспомнить. Понимаешь, о чем я говорю?
— С возрастом ты становишься все более легкомысленной, — сделал я ей замечание, будто старший брат.
— Просто с годами все больше понимаю, что время так быстро проходит… И знаю, что не всегда полезно ждать. Нужно оставаться нетерпеливой.
— Ты сумасшедшая! — бросил как бы в шутку.
— Верно, дорогой, точно так же, как все эти годы.
— Когда ты собираешься уезжать? — спросил глухо.
— Через три недели, — ответила она весело. Меня охватила печаль, и я не мог этого скрыть.
— Не вешай нос, — она погладила меня по щеке. — Будем поддерживать контакт. Обещай мне.
— Я могу обещать тебе все, — сказал я. — А ты… ты будешь помнить обо мне в своей Москве?
— Буду, ты мой верный… самый верный друг, — добавила она, и мне стало очень приятно.
— Я все еще считаю розы, которые получаю от тебя, — призналась она. — Знаешь, сколько ты мне их уже подарил? Почти тысячу. Никогда никто не подарил мне столько цветов. Только ты… — Она наклонилась и нежно поцеловала меня прямо в губы.
Для нее это был просто дружеский поцелуй, но во мне он разбудил чувства и желание большего. Помню, как, расставаясь с ней в тот вечер, я сказал на прощание:
— Следовало бы пожелать тебе счастья.
— Этого мало, — она взглянула на меня с легкой улыбкой. — Ну не смотри так. Иди сюда, обними…
А потом как-то вполне естественно она оказалась в моих объятиях. Это длилось мгновение. Но я осознал, что для этой женщины сделал бы все. Одно ее слово — и я отправился бы за ней на край света. Вопреки ее мнению обо мне, я не был таким уж рассудительным.
Ради Джульетты я бы рискнул еще раз, хотя знал: моя любовь не имеет никаких шансов. И, наверное, для меня было спасением, что она не сказала этого одного слова. Выходя из театра, я чувствовал, что буду безумно скучать по его атмосфере. Но без Джульетты, он было для меня храмом без божества. Что мне тут искать?
Вскоре она уехала. Спустя какое-то время пришла весточка из Москвы. «Я очень счастлива!» — писала Джульетта. А потом замолчала на пару месяцев. Затем стали приходить открытки из разных мест: Санкт-Петербурга, Архангельска. Обычно она писала всего два слова, иногда — четверостишие. Во всем этом было больше недомолвок, чем информации, поэтому я думал о ней чаще, чем хотелось бы.
Мысли были разные: «Где она сейчас? Чем занимается? Счастлива ли?» Моя жизнь была спокойной и предсказуемой, ее — одним большим неизвестным. Может быть, поэтому Джульетта всегда, так или иначе, присутствовала в моей жизни. Но никогда, думая о ней, я не строил планов.
Как тебя забыть — не получается!
«Вот если бы мы остались вместе…» Несмотря ни на что, это казалось мне невероятным. Она там, я — здесь. Мы были, как два отдельных, но близких друг другу мирах так, вероятно, было лучше всего. Она любила своего Сергея, я любил свою жену.
И глядя на Дину, понимал, что Джульетта не смогла бы с таким усердием заботиться о доме и детях. Это была не ее роль. Вместо театра я нашел себе другое хобби, которым очень увлекся: начал играть в теннис.
— Время идет, животик растет, нужно двигаться, — смеялся я, объясняя Дине свое увлечение спортом.
— Не бойся, твой животик такой же сексуальный, как и ты, — улыбалась она в ответ.
— Ты так говоришь, чтобы польстить мне!
— Неправда. Давай дождемся вечера, и когда дети уснут, я докажу тебе свои слова — не дам уснуть до самого утра, — игриво прильнула ко мне жена.
Все-таки, что ни говори, а в сексе Дина была превосходной любовницей. В ее объятиях я забывал о Джульетте. Но всегда, когда в мою душу возвращался покой, и Джульетта, казалось, становилась тенью прошлого, она снова и снова напоминала о своем месте в моей жизни. Как ни старался, я не мог не думать о ней.
Как тебя забыть?! Это началось однажды и внезапно. Помню, была уже почти полночь, мы с Диной укладывались в постель, когда зазвонил мой мобильный телефон.
— Не бери трубку, — попросила Дина.
Но я должен был ответить — номер был слишком хорошо мне знаком. Звонила Джульетта.
— Это одна из моих пациенток, — соврал я. — Не волнуйся, быстро поговорю с ней и вернусь.
Я вышел на кухню. В трубке слышались рыдания.
— Джульетта? — спросил я, не понимая, в чем дело.
— Извини, — говорила она сквозь слезы. — Извини, что звоню тебе так поздно…
— Что случилось? Объясни толком!
— Я на грани отчаяния и нервного срыва! Снова забеременела, и снова случился выкидыш. Никто здесь не сумел помочь. Тимур, мне очень плохо!
Она ожидала поддержки, но как, черт возьми, я мог помочь ей на расстоянии? Я не оправдал ее ожиданий? Возможно, поэтому после того телефонного разговора, она опять очень долго не давала о себе знать.
Однажды от нее пришло письмо. В конверте была вырезка из газеты с рецензией и насколько наспех написанных слов: «Это постановка, в которой я играю. Маленькая роль, но все же…» И больше ничего.
Неожиданно она поздравила меня с Рождеством, хотя раньше никогда этого не делала. Из ее сбивчивого рассказа я понял, что ей очень плохо там. А потом Джульетта вернулась. И попросила о встрече.
— У меня в жизни мало друзей, — говорила, глядя мне в глаза с ностальгией. Она плохо выглядела, и толстый слой грима только выдавал ее усталость.
— Ты вернулась надолго? — спросил я.
— Скорей всего, навсегда, — ответила она грустно.
— А как же Сергей?
— Пожалуй, останется лишь воспоминанием.
И вот в очередной раз ей надо было начинать все сначала. Она не могла жить без внимания, без мужского восхищения, но теперь Джульетта не приковывала к себе столько взглядов, как раньше. Роза увяла.
— Знаешь, я тебе завидую, — сказала она как-то, крутя в пальцах пятый бокал вина. — У тебя есть к кому возвращаться. Дом, дети. Для меня никогда не было это важным. Я не стремилась к этому. Сегодня мне немного жаль. Тяжело жить вот, одной…
Она чувствовала себя очень одинокой. И все чаще звонила мне. Иногда, даже ночью. Порой ее монологи напоминали бурные потоки истерики: всё бессмысленно, люди жестоки, ей уже надоели мигрень и бессонницы.
— Умоляю, приезжай, привези мне снотворного! Ты же врач, — молила она. — Я больше так не могу!
И я спешно ехал к Джульетте.
— Что ты принимала в последнее время? — я доставал из ее тумбочки горсти лекарств. — С ума сошла! Это для тебя слишком много!
— Какая разница! — махала она рукой. — Они все равно уже перестали мне помогать…
Однажды она не звонила несколько дней подряд. Такого не бывало в последнее время. Я забеспокоился и сам набрал ее. Трубку взяла незнакомая женщина.
— Юлия в больнице. Я ее мама. Она выпила очень большую дозу снотворного и теперь в коме.
— В какой она больнице?! — закричал я.
Пока я добирался до места, Джульетта умерла. «Сумасшедшая! Просто сумасшедшая!» — злился я про себя, выходя из больницы. Сел на скамейке, закрыл лицо руками и… заплакал.
Я мог себя обманывать, что якобы ничего к ней не чувствовал, но я любил ее. Любовью, которую не мог объяснить. Как тебя забыть — не получается! Внезапно на меня нахлынули воспоминания.
Ее фигура стояла перед моими глазами, как живая. «Ты даже не представляешь, как я буду скучать без тебя!», — прошептал в пустоту. В ответ послышался только шелест потревоженных ветром листьев. Прощай, моя Джульетта!
Как тебя забыть — не получается!
