Сказочная страна Александра Сергеевича. Уже вторую ночь Сергеевич плохо спал. Суставы не беспокоили, и курить не поднимался, но глаза открывал часто. Лежал, глядя в потолок, и думал. Затем окунался в короткий сон, чтобы через полчаса снова проснуться. Ему, Александру Сергеевичу Половинко, шофёру с двадцатипятилетним стажем, мужчине, разменявшему полвека, две ночи подряд не давали покоя слова, услышанные на проповеди.
Сказочная страна Александра Сергеевича
Дело было в первой половине июля, в день апостолов Петра и Павла. Сергеевич, будучи именинником, отважился пойти на служение. Во-первых, тёща присосалась, как пиявка: сходи да сходи. А во-вторых, подумалось, что хватит в гараже и во дворе с мужиками разливать по стаканам, можно один раз именины и в церкви встретить.
Эта нежданная мысль пришла Александру Сергеевичу в голову ещё и потому, что дата была весьма круглой. Половинко стукнуло пятьдесят. Но об этом ему размышлять не хотелось, потому в число причин юбилей не попал.
В храме, как обычно на праздники, народу – яблоку негде приземлиться. Половинко стоял возле столика с иконой апостолов, и ему, со всех сторон сдавленному прихожанами, то и дело передавали свечки. Жара и толкотня давали о себе знать, и Сергеевич, мало понимавший службу и не умевший углубляться в общую молитву, скоро утомился и начал раскаиваться в том, что не отметил День рождения привычным способом.
Он бы давно ушёл, но до выхода было далеко, и пройти сквозь толпу людей, иначе как со сражением, не представлялось возможным. Стало немного легче, когда затянули «Верую». Сергеевич подпевал басом те слова, которые помнил, и ощущал при этом некую освежающую и неведомую радость, от которой появилось желание то ли пустить слезу, то ли всех прижать к груди. Подобные чувства нахлынули и на «Отче наш».
А затем случилось то, что впоследствии украло сон у пятидесятилетнего шофёра Александра Сергеевича Половинко – человека, прошедшего чеченский плен, и не отличавшегося сентиментальностью.
Батюшка что-то проговорил из алтаря и замолчал. Завесу закрыли. Вышел мальчонка в длинной одежде и водрузил перед закрытыми Вратами свечу. Люди сразу засуетились и стали шушукаться. Сергеевич сообразил, что сейчас самое время уйти, но, услышав громогласное «Слава Всемогущему Богу», решил задержаться. Проповеди он слушал и раньше, благодаря стараниям дражайшей тёщи – крохотной старушки, ехидной и набожной одновременно.
Половина бардачка в салоне машины была определена под аудиокассеты, которые Сергеевич добровольно-принудительно от неё принимал. Но проповеди были ему не по нраву. Не нравились интонации – пафосные и шумные. Не по душе были слова типа «возлюбленные в Господе». Александр Сергеевич уже достиг того возрастного рубежа, когда слова о любви скорее раздражают, чем поддерживают и утешают.
То, что люди живут в привычных коконах и без радости, то, что никто вокруг не проявляет особой любви к ближнему, а священники не являются исключением, Сергеевич осознал давно, и почти так же давно с этим смирился.
Но на сей раз слова батюшки Половинко зацепили. Священник был из новеньких, а может, пришёл погостить на праздник. По виду – не святой, ростом ниже среднего, упитанный. Моложе Сергеевича, но и не «дитя» (это прозвище дала тёща худеньким и безбородым молодым батюшкам, которых часто можно увидеть в строящихся храмах).
Священник начал было говорить об апостолах, но довольно быстро сменил тему, и стал проповедовать о Христе. О том, что Спаситель жив, и что Он навеки останется неизменным. О том, что Он настолько близок к нам, что воздух, которым мы дышим и одежда, которую мы носим, находятся от нас на тысячу километров дальше. При упоминании об одежде Александр Сергеевич передёрнул плечами и почувствовал, как прилипла к спине мокрая от пота рубашка, но на лице, вместо духоты, ощутил прохладный ветерок.
Далее проповедник говорил о том, что Христос послужил людям, отдав за нас Свою кровь и саму жизнь, и теперь настала наша очередь сослужить Ему службу. «Где же я отыщу Тебя, Господи?» — воскликнул священник и остановился. Церковь замерла, ожидая ответа.
«Ты близко», — громко продолжил батюшка. «Ты – в каждом человеке, стоящем поблизости. Если Ты на больничной койке, я могу укрыть Тебя пледом и посидеть рядом до утра. Если Ты нуждаешься в одежде – возьми мой свитер и куртку. Я могу встать на Твою защиту, делать уколы, кормить и подбадривать Тебя. Ведь ко всему, что я сделаю своему ближнему, Ты отнесёшься с личным интересом».
Александр Сергеевич слушал, стараясь не пропустить ни слова. Его голова опустела, потому что мозг, казалось, каким-то образом опустился сантиметров на сорок ниже. Сделав остановку где-то на уровне груди, разум вместе с сердцем впитывал слова священника так, как пустынная земля впитывает влагу. Проповедь завершилась тем, что батюшка назвал благословенными всех учителей, врачей, служителей закона, пожарных и поваров. В общем, этой награды удостоились все те, кто обучает, лечит, защищает, кормит и спасает людей.
Закруглялся священник уже не так складно и горячо. Народ опять начал ёрзать и перешёптываться, на руках мамаш заревели несколько малышей. Проповедник произнёс «аминь» и неловко, бочком зашёл в алтарь. Завесу вновь отодвинули, и настало время причащения. А Сергеевич вышел в освободившийся проход и, перекрестившись на церковь, пошёл домой. Он и не подозревал, что стал единственным человеком, сердца которого коснулись слова проповеди. Все остальные к вечеру забудут то, что услышали утром, и преспокойно улягутся спать.
В тот день невод, закинутый незнакомым священником, был вытащен на берег только с одной рыбой – пятидесятилетним Александром Сергеевичем Половинко, таксистом с двадцатипятилетним стажем, человеком отнюдь не сентиментальным.
Вторая ночь размышлений уже приближалась к рассвету. «Не учитель, не пожарный, не хирург», — думал Сергеевич, сортируя в уме список ремёсел, основанных на гуманизме.
«Я – таксист!», — вдруг громко выпалил Половинко и, свесив ноги с кровати, тихо добавил: «Твою мать…». Проснулась жена и сонно зачастила, не открывая глаз:
— А? Где? Саня, что такое?
— Всё нормально, спи.
Половинко побрёл на кухню за сигаретами, прикурил и вышел на лоджию. Уличные фонари уже погасли. Воздух покрывался серыми тонами, и ранние машины начали проноситься мимо спящих домов, довольные пустотой дорог. Сергеевич смачно затягивался и неторопливо повторял одну и ту же фразу: «Я вожу Иисуса. Я вожу Иисуса».
Ударение он делал на втором слове: не обучаю, не защищаю, а конкретно – вожу. В голове Половинко стал прокручиваться калейдоскоп из лиц пассажиров реальных и возможных: спешащих на поезд, опаздывающих на работу, целующихся на заднем сидении. Всех тех, кто стоит на тротуаре и, махая правой рукой, с надеждой взирает на подъезжающую машину Сергеевича.
Половинко недолюбливал пассажиров. В последнее время он обратил внимание на то, что люди стали наглее и прижимистее. Докурив, он щелчком забросил окурок подальше от лоджии.
«Я вожу Иисуса», — ещё раз, как заклинание, проговорил Сергеевич и вдруг понял суть произнесённой фразы. Теперь смысловая тень падала на имя. Великое множество людей, которых он до сих пор возил по городу, в сущности, были одним Человеком. Только Половинко этого не знал, никогда об этом не думал, а значит, прошлое не в счёт. Все эти лица напоминали огромную галерею фотографий, играющую роль некой ширмы. Они отвлекали внимание своим разнообразием и скрывали того Единственного Пассажира, Который поможет всё осмыслить и расставить по местам.
Собственно говоря, Сам Мессия играл с Половинко в прятки, ежедневно засовывая ему в багажник сумки и чемоданы и торгуясь за рубли и копейки. Он торопил, указывал неверные адреса и терпеливо ждал того дня, когда до Сергеевича, в конце концов, дойдёт, Кого же он возит.
Половинко понял. Отныне нельзя, посадив в машину иностранцев, наматывать круги по городу, чтобы потом содрать с них в три раза больше. Нельзя опаздывать на вызов, проезжать мимо неказисто одетых людей, делая вид, что не замечаешь их. Нельзя заламывать нереальную плату. Надо стараться делать всё по-человечески, потому что это имеет непосредственное отношение к Господу.
Усмехнувшись, Сергеевич подумал, что при таком отношении к работе, за двадцать пять лет он мог бы забронировать место в Раю не только для себя, но и для своих стареньких «Жигулей». Чего проще… Ему – пятьдесят. В таком возрасте жизнь изменить – не поле перейти. «И на кой мне это было нужно – тащиться в церковь?», — спросил себя Сергеевич, и пошёл умываться.
Спать уже не имело смысла, и он решил принять душ. Горячей воды, как всегда, не было. Жизненное содержание, недавно открытое Половинко, для работников котельного цеха пока оставалось неизвестным. Им было невдомёк, что горячая вода и отопление необходимы для того, чтобы Христу было тепло и уютно. Поэтому утечки и аварии случались систематически, и, благодаря постоянным перекурам, не ликвидировались неделями.
Сергеевич умылся, зашёл на кухню и включил электрочайник. В окно уже заглядывал день, обещая быть ясным и солнечным. Обычный рабочий день, который Сергеевичу предстояло провести по-другому.
Самая незатейливая мысль – заниматься извозом бесплатно – оказалась несбыточной. Опасаясь подвоха, люди слышать не хотели о поездке «за спасибо». Они устраивали с Половинко соревнования по айкидо, пытаясь засунуть купюры ему в карман, или просто оставляли деньги на сидении. Глупо было бы бежать за пассажирами, объясняя им причины своего поведения.
Даже жене Сергеевич не рассказал о своих внутренних метаморфозах. Он понимал – громкие заявления о начале новой жизни в тот же день с треском провалятся. Кстати вспомнились все обещания бросить курить и последовавшие за ними сотни «последних» сигарет. Нет, декларировать ничего не надо. Да и у жены возникнет законный вопрос, на какие шиши они будут жить? Дети, конечно, уже взрослые и живут отдельно, но им самим нужно что-то есть.
О том, что острая на язык тёща сгоряча может наложить на него проклятье за такие кардинальные перемены, Сергеевич старался не думать.
Первый день новой жизни был в разгаре. Семь или восемь клиентов уже внесли свои поправки в стратегию Половинко. Он припарковал «Жигули» возле станции метро, и отправился на поиски чашки кофе.
В огромном городе проблематично найти уютное кафе. Сергеевич вошёл в спортивный бар, из которого доносился нужный ему запах. Там было накурено, и дым висел такими плотными слоями, что все стены заведения можно было обвешать топорами. Допив кофе, Половинко вышел на сравнительно свежий воздух улицы.
У светофора образовалась большая пробка. Какой-то потрёпанный «Форд» заглох посреди трассы. «Баба», — с неприязнью подумал Сергеевич. Подойдя поближе, он увидел открытый капот и копошащегося в двигателе молодого парня. Проезжая мимо, водители высовывались из окон и выкрикивали слова из разряда тех, которые в сериалах заглушаются пикающим звуком.
Парень не показывал головы из-под капота, и было понятно, что он не устраняет поломку, а просто прячется от гнева шоферов.
Сергеевич понял, что должен прийти на помощь. Но, наряду с этим, он ясно ощутил, что не имеет ни малейшего желания помогать. Изменение жизненных приоритетов, оказывается, совсем не было связано с наслаждением и удобствами.
— Что там у тебя? – спросил Половинко у водителя машины таким тоном, будто сам дал ему «Форд» напрокат.
— Не знаю. Может, стартер, или ещё что-нибудь, — несмело улыбнувшись, ответил парень.
— Трос имеется?
— Конечно.
Хозяин «Форда» заметался, вытащил из багажника трос и, благодарно глядя на незнакомца, сказал:
— Мне только до заправки. Дотащите? Сколько с меня?
Александр Сергеевич не ответил. Он молча дошёл до своей «подружки», завёл движок и стал выруливать на удобное для буксировки место. Минут через пять они уже ехали – довольный владелец «Форда» и насупленный Половинко. Когда подъехали на место, парень раз десять сказал «спасибо», и стал совать в руки Сергеевичу мятые купюры. Сопротивляться не было сил. Взяв деньги, Половинко сел в авто и поехал, сам не зная, куда.
Сергеевич ехал на малой скорости и думал. Мысли были разные. Во-первых, навык служения Христу оказался навыком насилия над собой любимым. Об этом Сергеевич никогда не думал, и не читал ни в одной книге. Как бы там ни было, жизнь продолжалась, и будущее вырисовывалось крайне занимательное. Что ж теперь, всю жизнь так напрягаться?
Далее: когда Половинко озабоченно вслушивался в напряжённый гул своей машины, тянувшей за собой «Форд», он о Христе даже не думал. Мальчишка, застрявший на светофоре, в то время не вызывал в Сергеевиче никаких ассоциаций со Спасителем. Можно было задать себе вопрос: «Чего ради я вообще за это взялся?» Но становилось ясно: не услышь он той проповеди, не проведи он в мучительных думах две бессонные ночи – не стал бы он помогать первому попавшемуся салаге.
Но было и третье. Пришла радость, только теперь начавшая разливаться приятным бальзамом по сердцу Сергеевича. Это чувство наполняло грудь теплом и мешало вести машину. Обычно, когда Половинко ликовал, он вдавливал в пол педаль газа и во всё горло орал: «Королева Зима, я нашёл тебе имя». А эта радость не шла в ногу ни с лихой ездой, ни с любимой песней. Сергеевич принял вправо, остановился и заглушил мотор. Он прислушался к себе и глуповато улыбнулся.
Городок, город, городище… Ты уткнулся в небо высотками и строительными кранами, но совсем не ведаешь о других Небесах, где тысячи ангелов радуются об одном спасённом грешнике. Ты подмял под себя сотни миллионов людей и смотришь на их возню, как на муравейник, который разворошили. Но ты не сможешь заметить в этой беготне одного муравья, остановившегося и поражённого ощущением вечности. Впрочем, что с тебя взять? Ведь и сами мечущиеся муравьи своего замершего на месте собрата в упор не замечают.
Сергеевич вылез из машины и оглянулся по сторонам. Он остановился невдалеке от автобусной остановки. Рядом галдел продуктовый рынок, и на лавочках сидело немало людей с полными авоськами. Видимо, маршрутки ходили нерегулярно.
Внимание Половинко почему-то привлекла одна старуха. Одета она была не по сезону тепло, держала на коленях почти пустую сумку, а сама сидела, согнувшись и опираясь двумя руками на палку. Глаза её скрывали большие солнцезащитные очки, но было ясно, что сними их – и увидишь взгляд человека, не знающего, для чего он живёт.
Валентина Егоровна (так звали женщину) действительно не понимала, зачем она живёт. Месяц назад она похоронила единственного сына. Юра был трезв, переходил дорогу в положенном месте и на зелёный свет. А чёрный джип не только проехал на красный. Сбив человека, он поехал дальше, даже не сбросив скорости.
Невестка жила отдельно, и внучку к Валентине Егоровне не пускала. Женщина ждала маршрутку, но ехать в опустевшую квартиру не хотела. Машина, скрипнувшая тормозами у неё под носом, заставила старушку вздрогнуть.
— Садись, мамаша, подвезу.
Люди на лавочке оживились. Молодые женщины, наблюдая за подъезжающими «Жигулями», были готовы к любой развязке, но только не к подобному. Первой мыслью некоторых было то, что водитель подшучивает над бабулей, а на самом деле присмотрел кого-то из молодых. Самые смелые заулыбались, и с вызовом уставились на Сергеевича.
Надо заметить, что Половинко и в свои пятьдесят был примечателен той мужской красотой, которая женщинами не рассматривается, а чувствуется на дистанции. Он мог не рассыпаться в любезностях, быть молчаливым и спокойным – женщины замечали его и тянулись к нему. Но кто старое помянет…
А в эту минуту Сергеевич спрашивал у онемевшей от изумления старой женщины, где она живёт, и протягивал ей руку для того, чтобы помочь сесть в машину.
Машина поехала, оставив позади себя людей, разделившихся на две группы: одна кучка улыбалась, другая – пожимала плечами. По пути старуха медленно рассказывала о своём горе, а Сергеевич по-хозяйски прикидывал, сколько времени салон его «Жигулей» будет хранить запах несвежего белья, мочи и лекарств.
По приезду Александр Сергеевич помог женщине вылезти из машины, зачем-то сунув ей в руку пятьдесят долларов. Затем, стыдясь своей доброты и немного сожалея об отданной «заначке», уселся в авто, сдал назад и быстро выехал со двора. На этот раз не ощущалось ни тепла, ни радости. Была лишь жалость к пожилому человеку, брезгливость от неприятного запаха и ещё что-то, в чём Сергеевич решил не разбираться. Он уже начал осознавать, что попал в такую Диковинную Страну, это Сказочная страна Александра Сергеевича, где далеко не всё подчиняется рассудку.
Зато радость свалилась на Валентину Егоровну. Разум подсказывал ей, что это мираж, но пятьдесят долларов в кармане кофты давали опровержение. В груди было тепло, и хотелось заплакать. Хотелось благодарить, целовать руки и кланяться. И даже не водителю машины, которого бабушка толком не рассмотрела, а кому-то иному.
Тем вечером Валентина Егоровна не стала смотреть полюбившийся сериал. Она долго сидела на кухне, смотря на фотографию сына. Впервые за долгое время ей стало спокойно. Уже ложась спать, она услышала телефонный звонок. Звонила невестка, чтобы сказать, что завтра она привезёт Машу – её внучку.
Сказочная страна Александра Сергеевича
