Свой среди чужих — история из жизни. Он действительно крякнул: сперва «хоркнул», как вальдшнеп, а затем крякнул. Но сначала прибыл собственной персоной – на охоту. Селяне с восторгом глазели на его снаряжение и спрашивали, не насовсем ли прибыл – оружия-то и вещей с собой приволок вагон и маленькую тележку. Местные егеря запряглись – разгружали и таскали разнокалиберные чемоданы, свёртки и рюкзаки. Как же так – всего на десять дней приехал?! С таким-то хозяйством? Ну ты, брат, даёшь!
Свой среди чужих — история из жизни
Едва шагнув на деревенскую землю и пристальным оком осмотрев лесной массив, немец сразу всё пояснил насчёт братства. «Белокожие негры», — так он назвал обитателей старинного русского села и заржал, как мерин.
«Чего это он гогочет, кажись, про негров помянул?», — поинтересовались в деревне. – «Не берите в голову, шутки у него такие», — объяснил егерь Саша, кряжистый парень, бывший спецназовец, оставивший службу после чеченской кампании и немного понимавший по-немецки. По этой причине его и назначили переводчиком, хотя с немцами наш люд сходился без проблем – много их приезжало поохотиться.
Воспоминания о хохочущих и лопочущих на грубоватом языке бюргерах у многих остались с детства, а кое у кого – еще с военного детства, вот и усвоились понемногу выражения-слова.
Приглашали в дом – угоститься чем Бог послал. Как-то раз приехал старичок, на ногах ещё стоит, но в лес не собирается – охотник аховый. Выяснилось, что заплатил он кучу денег за путёвку именно в эту деревню по одной простой причине – сидел когда-то в местном лагере для военнопленных. Старики рассказывали, что построили его вскоре после окончания войны. Даже кладбище умерших пленных где-то было, но со временем заросло травой и затерялось.
Приехавший свой среди чужих дед всё ходил, вздыхал, а иногда и плакал. И вдруг как заорёт благим матом – бабу Машу увидел. Та в испуге попятилась, уронила вёдра с водой и, споткнувшись об одно из них, растянулась на земле. Он же бросился к ней – обнимает, целует. Оказалось, что она этого немца с его друзьями тайком кормила хлебом, умудряясь передавать им краюхи то ли во время работ за территорией лагеря, то ли через «колючку» в минуты их прогулки.
Баба Маша тоже его узнала, заплакала: «Вальтер, ты, что ли?» Тут уж радостная весть разнеслась по всему селу, и разговоров про эту встречу хватило почти на год. На охоту старик так ни разу и не сходил, почти всё время просидев у бабы Маши дома. Но егеря вошли в положение и не особо огорчились.
Но сейчас они недоумённо переглядывались – новоприбывший немец начал откровенно хамить. Характерно так, по-арийски – то «белокожие негры» ему спать не дают, то по двум свисткам в 06:15 кофе не несут, а делают это на две минуты раньше или позже, то небосвод не того цвета, каким он должен быть в 05:30 утра. И начинает тыкать пальцем в кнопки калькулятора: «Минус цвай евро ваших чаевых». «К лешему его чаевые вместе с ним!», — ворчали егеря. Те, кто поопытнее, молчали.
Ему бы приятеля, чтобы тоску развеять, но про запас не оказалось ни одного подходящего иностранца – возможно, этот и прибыл один потому, что остальные от него попросту отказались. Старики поначалу собрались посидеть с ним за чашкой чаю, но когда прослышали о «белокожих неграх», благоразумно оставляли винтовки дома, а в апартаменты немца – ни ногой.
Деревенской фантазии не нужно долго изощряться – прозвали гостя Унтером, и всё тут. Одно дело свой среди чужих — «Бабымашин Вальтер» – здесь всё ясно и уважительно. Совсем другое — «Унтер» — тоже всё понятно и без всякого уважения.
Но слов из контракта не выкинешь, раз есть договор, значит, его нужно выполнить. Чего ему там надо: медведя, кабана? Придётся Саше идти с немцем на засидку. Сегодня моросит, и кстати – зверь не так хорошо чует. Саша, вздохнув, стал собираться, да и втянулся он с годами в эту работу.
В 03:10 была первая добыча – медведь, по местным меркам очень даже неплохой. Примерно через сутки подстрелили кабана. Обалдели даже видавшие виды егеря – успех немалый как для охотника, так и для проводника: в такие сжатые сроки воплотить в жизнь всю программу!
Растрогался и Унтер: ровно в 11:00 попросил всех инициаторов и соучастников его изумительной охоты прийти к нему в домик на 18:20 – хочет якобы напоследок выразить им свою благодарность. «Неужели очухался?», — заулыбались мужики, и ровно в 18:20 собрались в указанном месте.
Рассказывать об охотничьих застольях – занятие малоинтересное, к тому же результат всегда максимально предсказуем. Но в нашем случае старший егерь оказался человеком твёрдых принципов, поэтому его подчинённые или вовсе не пили, или употребляли в меру – так, человека оценить. Всякого насмотрелись.
А Унтер набрался до свинячьего визга. «Хоркнул», подобно вальдшнепу, крякнул, потом посинел и упал, вывалив изо рта почерневший язык. Тут даже самые ярые патриоты разволновались – этого ещё не хватало. Одни стали бить немца по щекам и груди, другие что есть мочи трясли бедолагу. Более сообразительные бросились вызывать «Скорую» из ближайшего райцентра и перебирать аптечки в поисках валидола.
Саша перекрестился, как оказалось потом, второй раз в жизни. Лицо Унтера порозовело, язык вернулся на место, и он, открыв глаза, испуганно спросил: «Что со мной было?» — «Ничего страшного, просто чуть не помер. Пить надо меньше», — сказал старший егерь. Ответ немца привёл окружающих в замешательство: «Найн! По плану я должен прожить до 97 лет!»
Пока немец не крякнет, наш егерь не перекрестится. Всё-таки напугались мужики не по-детски и решили навестить батюшку, жившего неподалёку от недавно отстроенной церквушки. Слово за слово, рассказали ему обо всём случившемся и попросили поставить свечку за здравие немца. Священник ответил им, что об иноземцах должно молиться дома и в одиночку, а свечку лучше поставить за здоровье своих домашних и за упокой умерших.
«А что произошло с немцем вашим?», — потерев лоб, переспросил он. Тут Саше изменила выдержка: «План его, видите ли, чуть не сорвался – дожить до 97 лет. Ему сейчас под пятьдесят, а бухает, как лошадь!»
— Так ведь не дотянет до запланированного срока.
— А я о чём толкую!
— А посмотреть на него можно?
— Да ради Бога!
Увидев православного батюшку, Унтер как-то весь скукожился, втиснувшись в кресло. О чём они беседовали, одному Богу известно. Сначала из-за двери доносилась довольно спокойная речь на двух ломаных языках – немецком и русском, затем послышался смех. Вышел священник, весело улыбаясь:
— Славно поговорили.
— О чём же?
— А я знаю?
В дверях показался свой среди чужих немец, и впервые на его лице присутствующие увидели улыбку. «Где кирхе?», — спрашивает. – «Метров двести, каждый день мимо ехали». Неторопливо направился в ту сторону. Прождав его около часа, мужики снова забеспокоились: «Ведь не нашего он роду-племени, случись чего – даже не отпоёшь по-человечески. Саня, глянь, жив ли?»
Саша поднялся по ступеням церкви, скрылся внутри, и через минуту вышел, сказав: «Он на коленях стоит перед иконостасом. Не хочу ему мешать». Священник удивлённо приподнял брови: «Ого! Значит, всё-таки нашли общий язык».
С той поры никто больше не называл немца Унтером, а он, в свою очередь, прекратил хамить и барствовать. Свой среди чужих человек.
Свой среди чужих — история из жизни
