Ты навсегда останешься в моем сердце – женская история.
Когда папа оставил нас, мама очень изменилась. Она стала замкнутой, холодной, погрузилась в работу. Мне так не хватало ее любви, внимания, тепла… Все бы за них отдала!
Ушел отец, когда мне исполнилось пять. Странно, почти ничего из того, что было раньше, не помню, а этот день намертво врезался в память. Ни ссор, ни скандалов…
Папа укладывал вещи в чемодан, а мама сидела за столом и читала книгу. Или делала вид, что читает. Потом встала, вышла на кухню и начала смотреть в окно. Я подошла и спросила, куда уезжает отец.
– Не знаю, – ответила она, не оборачиваясь.
– А когда он вернется? – задала я следующий вопрос, который меня тревожил гораздо больше, чем первый.
– Никогда…
Для пятилетнего ребенка слово «никогда» не имеет смысла, но стало ясно, что отец уезжает очень-очень надолго. И не просто по делам, а потому что сердит – вон какие чужие и злые у него глаза. Рассердиться на маму он не мог, потому что… не мог и все – она же мама.
Значит, это я в чем-то провинилась. Неужели все из-за разбитой мною два дня назад голубой вазочки?
Хлопнула входная дверь. Мама уже не смотрела в окно, а стояла, закрыв ладонями лицо.
– Ты плачешь? – испугалась я.
– Нет. Просто голова разболелась.
– Мам…
– Иди, поиграй. Оставь меня в покое… – сказала она равнодушным, «мертвым» голосом.
Какие могут быть игры, когда папа уехал куда-то, даже не простившись с нами, а у мамы из-под ладоней текут слезы. Я вышла в коридор, постояла у двери, потом забилась в щель между тумбой для обуви и шкафом и сидела там, пока мама не позвала обедать.
Меня тошнило от волнения и испуга, есть совершенно не хотелось, но, чтобы не огорчать маму, послушно съела борщ и сырники. Раньше очень любила эти блюда, но теперь у них появился отвратительный привкус – привкус беды. С тех пор не ем ни борща, ни сырников.
Ночью мне снились кошмары. Когда проснулась, мама сидела рядом. Она не плакала, и ее лицо было задумчивым и спокойным – таким, как обычно. В душе шевельнулась надежда.
– Мам, а папа уже вернулся? – прошептала я с надеждой.
– Он больше не вернется. Но будет с тобой видеться. Не волнуйся, мы сильные, справимся. Все будет хорошо.
Я удивилась. Папа – тот действительно сильный, может даже шкаф в одиночку передвинуть. А мы… Мама хоть взрослая, а я – маленькая и слабая. Хотела, чтобы мама мне объяснила, что имела в виду, но она резко сказала:
– Некогда болтать. Одевайся, а то в садик опоздаешь. А после поедем во Дворец спорта – запишу тебя на фигурное катание.
Не спросила, хочу ли я ходить на фигурное катание, хотя знала, что мечтаю о танцевальном кружке – точно так, как двумя годами позже не спросила, хочу ли заниматься музыкой. Просто однажды я пришла из школы и обнаружила в гостиной пианино.
– Завтра придет учительница, – сообщила мама. – Ты должна делать все, как она говорит, быть старательной и прилежной.
Спустя пару месяцев я уже довольно бегло исполняла несколько простеньких этюдов и детских песенок. Когда садилась за инструмент, мама устраивалась в кресле и внимательно слушала. Иногда делала замечания, иногда хвалила. Я была готова часами разучивать гаммы, чтобы получить в награду скупое «молодец!»
То же самое было и в школе. Чтобы заслужить мамину похвалу, по несколько раз переписывала упражнения, до головокружения зубрила стихи. Как я радовалась каждой пятерке! После школы неслась домой со всех ног и клала дневник на самое видное место: пусть мама убедится, какая умница ее дочка!
В эти моменты для полного счастья мне не хватало одного: чтобы папа тоже увидел мои отличные оценки и гордился мною. Но…
Отец обещал, что будет каждую субботу проводить со мной. Своего обещания он не сдержал. Сначала приходил каждые две недели, потом мы стали видеться еще реже, потому что у папы появилась новая жена и маленький сын.
Очень хотела познакомиться со сводным братом, но и папа и мама были против. Если бы вы знали, как я завидовала подружкам, у которых были оба родителя, братья, сестры… У меня же осталась одна мама, да и ту почти не видела – все вечера проводила дома одна.
– Почему ты так много работаешь? – спросила ее однажды.
– А ты как думаешь? Откуда берутся деньги на одежду, еду?
– У Кати три сестры, а ее мама вообще не работает!
– Наверное, их семью отец обеспечивает.
– Папа не дает тебе денег? Ведь он…
– Это дела взрослых, – резко, почти грубо оборвала меня мама. – Вот вырастешь, тогда и поговорим на эту тему…
Я не любила, когда она разговаривала со мной как с маленькой, расстроилась. Увидев, как огорченно вытянулась мое лицо, мама подсластила пилюлю:
– Окончишь год на «отлично» – полетим в Болгарию.
Чтобы заработать на путевки, мама устроилась бухгалтером еще в одну фирму и теперь все выходные просиживала над документами. Стала совсем молчаливой и строгой – никогда не напевала, как раньше, почти не улыбалась.
И снова я винила себя: это из-за меня она столько работает и так устает. Знаете, что значит для двенадцатилетнего подростка испытывать постоянное чувство вины за то, что отец ушел из семьи, а мать – несчастлива? Если нет, то вам повезло в жизни. А я знаю – многочисленные комплексы и щемящее одиночество…
Как я ждала поездки в Болгарию! И не потому, что это был мой первый выезд за границу, а потому что там мама не будет работать, отдохнет и снова… полюбит меня. Отдых на Золотых Песках превзошел все мои ожидания. Теплое бирюзовое море, пляж с чистейшим песком, чайки над головой…
А главное – мама рядом! Оказалось, она умеет не только сводить дебет с кредитом, но и отлично плавать, делать бусы из ракушек и звонко смеяться. А какой она там вдруг стала молодой и красивой! Вместо гладкой прически – распущенные по плечам волосы, вместо строгого делового костюма – пестрый легкий сарафан…
Впервые за много лет я чувствовала себя абсолютно счастливой, но… лишь до тех пор, пока случайно не подслушала мамин разговор с соседкой по номеру.
– У вас очаровательная дочка, – сказала Тамара Ивановна.
– Лучше бы она родилась мальчиком, – ответила мама.
Я чуть не расплакалась. Так вот в чем дело! Я могу из кожи вон лезть, чтобы быть самой умной, послушной, аккуратной, но все зря. Мама никогда меня не полюбит, потому что родилась девочкой, а не мальчиком. А раз так, значит… буду плохой! Ей назло!!!
Свой бунт я начала с того, что бросила музыку и фигурное катание. Мама ни о чем не догадывалась, пока ей однажды не позвонили учительница из музыкальной школы и тренер.
– Ольга, ты не ходишь на фортепиано и тренировки? – спросила она.
– Да. Не хочу, – дерзко ответила я.
– Но ведь столько времени, сил и денег потрачено!
Я, молча, ушла в свою комнату.
С тех пор так и повелось: о чем бы мама у меня ни спрашивала, я либо дерзила, либо отмалчивалась. Стала намного хуже учиться, потому что теперь плевать мне было и на хорошие оценки, и на мамины похвалы. Она хотела сына? Отлично, значит, буду вести себя как мальчишка!
Я перестала убирать в квартире, не подходила к плите (раньше из-за маминой вечной занятости могла сама и суп приготовить, и мяса натушить).
Забросила не только музыку и спорт, но и книги – все свободное время валялась на диване в своей комнате и слушала рок, врубив магнитофон на полную громкость. Отлично понимала, что такая музыка мешает маме работать, но на это мне тоже было плевать.
И все-таки в глубине души чувствовала угрызения совести из-за того, что расстраиваю маму. Но продолжала провоцировать ее своими выходками. Иногда доводила то такого состояния, что казалось, она сейчас наорет на меня или вообще ударит. Но мама умела держать себя в руках. Когда чувствовала, что вот-вот сорвется, быстро уходила в спальню и закрывалась там.
Как-то (я училась уже в девятом классе), вернувшись с прогулки, не застала маму дома. Хотя часы показывали девять вечера, а так поздно она никогда не задерживалась, я не забеспокоилась. С чего бы? Маме нет дела до меня, мне – до нее, все по-честному.
Сжевала всухомятку пару вчерашних котлет, плюхнулась на диван, включила музыку. Правда, не так громко, как обычно, поэтому и смогла услышать телефонный звонок.
– Вы Оля? – спросил незнакомый женский голос.
– Да, а вы кто?
– Меня зовут Марина, я – медсестра из второй хирургии. Твоя мама перед операцией дала номер и попросила тебе позвонить.
– Перед какой операцией? – мои ладони вдруг похолодели.
– Ее к нам по «скорой» с приступом аппендицита привезли. Уже прооперировали, сейчас отходит от наркоза. Не переживай, все хорошо, завтра с утра сможешь свою мамочку навестить. Запиши адрес…
Когда я повесила трубку, меня охватила паника. А еще – жуткие угрызения совести. Говорят, все болезни от нервов. Наверное, аппендицит тоже. Это я виновата, что у мамы приступ. Больше не стану доставать ее. Я исправлюсь!
Никогда в жизни мне не было так страшно. Бродила по комнатам и никак не могла заставить себя лечь, потому что боялась спать одна в пустой квартире. Медсестра сказала, что завтра я могу проведать маму. Но не с пустыми, же руками идти!
Катя, которой два года назад удалили аппендицит, рассказывала, что сразу после операции можно только минеральную воду и куриный бульон. Я метнулась на кухню, заглянула в морозилку. Отлично, есть пол курицы!
Полтора часа не отходила от кастрюли, постоянно снимая пену и жир. Усилия не пропали даром: бульон получился прозрачным, как слеза. Кроме термоса с бульоном сложила в сумку мамины халат, ночную рубашку, туалетные принадлежности… И рано утром поехала в больницу. Лицо у мамы было бледным, но спокойным.
– Сильно болит? – спросила я.
– Терпимо. А как ты без меня?
– Тоже терпимо. Выпьешь бульона? Мама сделала несколько глотков.
– Сама варила? Очень вкусный. Спасибо…
– На здоровье. Ты не знаешь, когда тебя выпишут? – я сделала вид, что спрашиваю просто так, а не потому, что одной плохо.
– Думаю, дня через три-четыре, – спокойно ответила мама.
Выйдя на улицу, я посмотрела на часы. На последние четыре урока успеваю. Еще два дня назад прогуляла бы весь день. Но, вспомнив о данном себе обещании исправиться, поехала в школу.
О том, что мама в больнице, сказала только Кате. Но не предупредила подругу, чтобы та никому не говорила, и на следующий день об этом знали уже все одноклассники. На перемене ко мне подошел Игорь Скворцов:
– Олька, у тебя, говорят, сейчас хата свободна?
– Даже не мечтай! – я сразу поняла, куда он клонит.
– Ну, ты как неродная… Музыку послушаем, пивка попьем…
– У нас квартира маленькая, тридцать человек в ней не поместятся, – сделала попытку отмазаться от вечеринки.
– А зачем весь класс звать? Пригласи Катюху, и мы с Серегой и Толяном подвалим, я диски классные принесу…
– Ладно, – сдалась я. – Приходите. Только никакого пива. После занятий мы с Катей купили сока, сыра, колбасы.
Придя ко мне, прибрали в квартире, сделали бутерброды. «В самом деле, – думала я, – что плохого в том, чтобы посидеть с одноклассниками, послушать музыку, посмотреть фильм…»
– Клевая берлога, – одобрил квартиру Игорь и, как фокусник, достал из пакета две бутылки вина.
– Я же просила…
– Олька, не будь занудой. – И потом ты просила пива не приносить, а это, – щелкнул по бутылке, – не пиво!
Одноклассники чувствовали себя как дома. Хотя нет, дома они вели бы себя иначе. Игорь полез в сервант за фужерами, Гена закурил, погасив окурок в вазоне с фикусом, Толик в грязных кроссовках улегся на застеленный светлым покрывалом диван.
– Олька, расслабься, один раз живем! – сказал Игорь, разливая вино. – Давайте выпьем за дружбу.
В тот вечер я впервые в жизни попробовала спиртное. Выпила целый бокал залпом и… перестала обращать внимание на всякие мелочи вроде запачканного покрывала или разбитого бокала. Мы дурачились, хохотали, устроили дикие пляски и доплясались до того, что соседи стали стучать по батарее.
Ушли гости в начале десятого, а я тут же, даже не раздевшись, повалилась на кровать и уснула. Хорошо, что следующий день был субботой, потому, что проснулась в двенадцатом часу. Голова раскалывалась, в квартире… Осколки стекла, залитый вином и кетчупом ковер, рассыпанные по всей комнате чипсы…
Я вылизала все, уничтожив следы «преступления», но мама после возвращения из больницы все равно узнала про вечеринку – наверняка соседи настучали. Она вошла в мою комнату – спина прямая, губы поджаты, взгляд сердитый и колючий. Я ненавидела, когда у нее такое лицо.
– Из-за того что мне приходится столько работать, я, безусловно, многое упустила в твоем воспитании, – произнесла она, – но такого… даже от тебя не ожидала.
Я хотела объяснить, извиниться, но не успела – мама ушла в спальню. «Ну и ладно, – разозлилась я, – не хочешь разговаривать – не надо». Если еще пять минут назад чувствовала себя виноватой, то теперь жгла обида. Как она сказала? «Даже от тебя такого не ожидала?» Значит, раньше она думала, что я – просто плохая, а теперь оказалось, что – конченая дрянь.
Мои недавние намерения стать хорошей и послушной моментально улетучились. Какой смысл стараться, если мама все равно меня не любит. И никогда не полюбит, потому что я родилась не мальчиком, а девочкой…
Беда, как известно, не приходит одна – спустя несколько недель Катина семья переехала в другой город, и я лишилась единственной подруги. Еще никогда мое одиночество не было таким болезненным и острым! И тогда стала копить деньги на… друга. А потом поехала на птичий рынок. Ни один из породистых щенков мне оказался не по карману. Уже собиралась уходить ни с чем, как вдруг меня окликнула старушка:
– Девочка, щеночек не нужен? – она потянула вниз молнию пуховика, и оттуда выглянула смешная рыжая мордочка. – Жучка троих принесла, топить жалко, а куда мне столько? Двоих сегодня пристроила, последний остался. Возьмешь?
– Возьму.
– Вот и хорошо, а то мы с ним совсем озябли. Держи, внучка, будет тебе другом.
Я сунула щенка за пазуху. Он немного поворочался и уснул. Ему было хорошо в тепле, и мне – тоже. Мы согревали друг друга: я – щенячье тщедушное тельце, а он – мою душу. Только вот оставалась «небольшая» проблема: как мама отнесется к приобретению? Ведь может взять и выбросить его на улицу!
– Это что такое? – спросила она угрожающим тоном.
– Щенок…
– Городские квартиры не приспособлены…
– Мне! Нужна! Собака!!! – выкрикнула я.
Взгляд мамы вдруг стал не таким колючим. Она долго смотрела на меня. Потом на щенка. И снова на меня – видно, принимала решение.
– Ладно, пусть остается. Пока… Вам обоим даю месяц испытательного срока. Хоть раз увижу неубранную лужу – отнесу пса в приют. Если не исправишь оценки – распрощаешься со щенком.
Мы успешно прошли испытательный срок – Рекс остался. Следующие пять лет он был моим единственным другом, который любил меня просто так – не ставя никаких условий и не требуя ничего взамен.
Это ему я жаловалась на неприятности, с ним одним делилась новостями и редкими радостями. А потом познакомилась с Максом, и у меня появился еще один друг. Максим стал не только другом, но и первой настоящей любовью.
Мы встречались уже полгода, но я все не решалась привести его к нам домой. Но однажды Макс сам завел об этом разговор.
– Твоя мама в воскресенье будет дома? Хочу прийти в гости. По-моему, тебе пора нас познакомить.
– Давай как-нибудь в другой раз, – попросила я.
– В воскресенье, – улыбнулся Максим и обнял меня. – Я хочу попросить у нее твоей руки.
– Я боюсь, – призналась Максиму, когда мы закончили целоваться. – У нас с мамой сложные отношения…
– Они станут еще сложнее, если мы распишемся, не поставив ее в известность.
Любимый пришел нарядный, в белой рубашке, с букетом.
– Мама, познакомься. Это… мой жених Максим.
Она моментально натянула на лицо ненавистную мне маску, с Максом разговаривала сквозь зубы. Он ушел, так и не добившись от мамы внятного ответа, согласна она на наш брак или нет.
– Не понравился Макс? – я решила расставить точки над «i».
– Не понравился. Я считаю, он не готов для создания семьи. Нет собственного жилья, мало зарабатывает, кроме того…
– Потому что мужчина! – со слезами на глазах подсказала я.
– Не поняла, – прищурилась мама.
– Все ты поняла! После того как тебя бросил папа, ты всех мужчин считаешь мерзавцами. Все равно выйду за Макса замуж, разрешишь ты или нет. Я уже выросла, мама!!!
Спустя месяц мы поженились. Весь этот месяц мама пыталась уберечь меня от фатального (как она говорила) шага:
– Оля, ты испортишь себе жизнь.
– Это моя жизнь.
– Тебе всего двадцать лет!
– Мама, мне уже двадцать лет! – упрямо парировала я.
– Думаешь, если парень высокий и смазливый, он обязательно сделает тебя счастливой?
– Он добрый, заботливый, искренний. И любит меня.
– Они все поначалу добрые и заботливые. А потом встретит какую-нибудь… – мама запнулась, проглатывая бранное слово, – и поминай, как звали. А ты останешься одна с ребенком на руках. Не хочу, чтобы ты потом из-за него страдала.
– Если папа так поступил, это не значит, что все такие!
Мама страдальчески скривилась, но продолжила атаку:
– Ты – студентка, Максим – аспирант. На что вы будете существовать? Хочешь жить с ним в общежитии? Еще не факт, что тебе разрешат там поселиться!
– Надеюсь, ты не будешь против, если мы пока поживем здесь?
– Это плохая идея. Мне твой жених не нравится. Он тоже, по всей видимости, от меня не в восторге. Боюсь, мы с ним просто не уживемся.
– Макс к тебе очень хорошо относится.
– А ты вечно его защищаешь! В рот ему заглядываешь. Еще пожалеешь, вот попомни мои слова!
Я действительно пожалела, но не о том, что вышла замуж, а о том, что поселились вместе с мамой. Она вечно была недовольна моим мужем (плохо пропылесосил, не помыл за собой посуду, оставил на столе газету). Мы выдержали этот прессинг только три месяца, а потом съехали на съемную квартиру.
У родителей мужа, кроме него, было еще четверо детей, и они не могли нам помогать. Макс утроился на работу – с утра до вечера грузил ящики в супермаркете, а по ночам писал диссертацию. Было очень тяжело: денег хватало на оплату аренды и самую дешевую еду. А мне требовались и фрукты, и творог, и витамины – я ждала ребенка…
И тогда (о чудо!) мама открыла на мое имя счет в банке, положив туда солидную сумму. Я была уверена, что она, таким образом, решила откупиться, но отказаться от денег в тот момент не смогла.
– Отдам тебе все до копейки, – пообещала ей. – Как только Макс встанет на ноги – сразу же!
– Не нужно ничего отдавать. Я откладывала на черный день, а теперь вижу, что он наступил.
В июне родилась Ирочка. Вскоре муж защитил диссертацию, нашел работу в крупной фирме, начал хорошо зарабатывать. Настолько хорошо, что мы смогли купить машину и квартиру в кредит. Через четыре года у нас родилась вторая дочка – Маринка.
Вопреки маминым мрачным прогнозам мы жили хорошо. Муж души не чаял в наших девчонках и любил меня. Теперь, когда я сама стала мамой, хотелось наладить со своей матерью нормальные отношения.
Сколько раз приглашала ее к нам в гости! Но она всегда находила отговорки. Общение с нашей семьей ограничивала тем, что задаривала внучек. Так прошло еще несколько лет…
Ты навсегда останешься в моем сердце
В ту субботу Максим повез детей на дачу к своим родителям, а я, проводив их, решила еще немного поспать. Только задремала, как меня разбудил телефонный звонок.
– Доброе утро… – раздался в трубке мамин голос, а я удивилась – она редко мне звонила. – Оля, у меня к тебе просьба. Я в больнице, а счета за коммунальные услуги оплатить не успела. Съезди ко мне, пожалуйста. Деньги – в шкатулке, квитанции – в столе.
– Да, конечно… Ой, ты сказала – в больнице? Что случилось?
– Ничего страшного… Но… В общем, мне придется несколько недель тут полежать…
– Скажи адрес, я к тебе сейчас приеду!
Налила в термос бульон, по дороге купила фрукты, йогурты, печенье… В холле клиники подошла к окошку информатора:
– Скажите, где лежит Терехина Наталья Степановна?
– Четвертый этаж, вторая палата.
Поднялась на лифте. Машинально мазнула взглядом по табличке на двери и похолодела. Онкологическое отделение! Неужели?..
За те полгода, что мы не виделись, мама сильно похудела и постарела лет на десять.
– Мама, – тихонько позвала я, она открыла глаза, улыбнулась.
– Ты пришла?
– Почему ты раньше не сказала, что больна?
– Не хотела тревожить по пустякам. Это всего лишь маленький узелок. Послезавтра операция.
– Какой узелок? Злокачественный? – я заставила себя произнести это страшное слово.
В ответ мама лишь пожала плечами. А я не знала, что говорить в такой ситуации, как себя вести.
– Я тут тебе принесла… – начала суетливо выгружать гостинцы на тумбочку. – В термосе бульон. Горячий. Может, поешь?
Налила в чашку бульона, подала маме. Она сделала глоток, снова улыбнулась:
– Такой же вкусный, как тот, что ты приносила тогда…
– Ты помнишь?!
– Ну конечно! Я тогда так тобой гордилась!
– Недолго гордилась, – вырвалось у меня.
– Прости. Я причинила тебе много боли…
Неужели это говорит моя мама? Вот уж не ожидала услышать от нее такое! Впервые в жизни признала, что была неправа. Наверное, признание далось ей нелегко. Почему мы ни разу в жизни не поговорили по душам? Мне столько лет не хватало ее нежности и понимания, а теперь… у меня своя жизнь, у нее – своя.
Я просидела с мамой до тех пор, пока она снова не заснула, а потом отправилась искать ее лечащего врача. Нашла в ординаторской.
– Не хочу вас понапрасну обнадеживать, – сказал доктор. – Прогнозы неутешительные. Вы должны быть готовы к худшему.
Весь следующий день я провела в больнице.
– Вот увидишь, все будет хорошо, – шептала, сжимая мамину руку. – Тебя прооперируют, и скоро вообще забудешь про свою болезнь.
– Прости меня, Оленька, – прошептала она. – Это я виновата, что мы стали чужими. Я так сильно тебя люблю!
Горло сдавил спазм.
– Почему ты никогда об этом не говорила? Была, как… Снежная королева.
– Думала, что материнская любовь для ребенка настолько очевидна, что нет необходимости ее доказывать. Глупой была, столько ошибок наделала. А теперь… теперь уже ничего не изменить, – по ее щеке поползла слезинка.
– Мы изменим, – я сжала мамины пальцы, – Теперь все будет иначе, вот увидишь.
…Пока шла операция, я нервно мерила шагами больничный коридор. Наконец из операционной вышел хирург. Метнулась к нему
– Все так, как я и предполагал. Разрезали и зашили. Слишком поздно обратились. Четвертая стадия. Метастазами поражены почти все органы. Нет смысла мучить ее химиотерапией. Кстати, могу посоветовать хороший хоспис…
– Никаких хосписов. Разумеется, я заберу ее к себе!
После операции мама очень изменилась. Понимая, что дни ее сочтены, она судорожно пыталась наверстать упущенное – никогда в жизни мы с ней не были так близки. Мама прожила еще четыре месяца.
Последние дни никого не узнавала, кроме меня. Каждое слово давалось ей с трудом, но стоило мне склониться над ней, как она шептала, закусив от боли губу: «Доченька, родная моя…» А потом наступило неожиданное улучшение. В тот день мама самостоятельно встала с кровати, даже что-то поела.
– Оля, давай посидим на балконе, – вдруг попросила она. – Хочу увидеть небо, – она сказала это так, что я все поняла. Отвернулась, чтобы скрыть слезы, вытащила на балкон кресло, усадила маму, обложила подушками, укрыла пледом. Сама примостилась рядом.
Был погожий майский вечер. По темнеющему небу плыли розовые облака. Она смотрела на них и улыбалась.
– Мамочка, ты не замерзла? – я накрыла рукой ее высохшую пергаментно-желтую ладошку. – Вернемся в комнату?
– Нет. Я подожду, пока сядет солнце.
Спустя несколько минут оранжевый цвет над головой преобразился в смесь пурпурного и фиолетового всех оттенков.
– Как красиво! – прошептала я и вдруг поняла, что мама меня уже не слышит.
Ее душа полетела догонять последний луч заходящего солнца. Этот луч останется в моем сердце навсегда.
Ты навсегда останешься в моем сердце.
